7. Ноги
Павел очнулся оттого, что над ухом его свистел жутким свистом огромный свисток. Превозмогая боль во всем теле, он открыл глаза и увидел, что прямо на него неумолимо несется поезд. Ему хватило сил, чтобы отползти, но не хватило скорости, чтобы отползти целиком. Железная махина, визжа тормозами накрыла его, закрутила как в мясорубке и от жуткой боли в ногах Павел снова потерял сознание.
Очнулся он от этой же самой боли, которая нестерпимым огнем жгла весь его ноги. Павел увидел, что одна нога его полностью отрезана намного выше колена, а вторая переломана и намотана на колесо локомотива так, что Павел повис вниз головой. Рядом с ним суетились машинист поезда светловолосый лысеющий мужик и его помощник – молодой таджик.
- Парень, ты что же? Зачем же ты на рельсы-то? – испуганно повторял машинист.
Павел ничего ему не отвечал, он пытался выбраться из жуткого колеса, вытащить ногу. Но малейшее движение пронзало все его тело жуткой болью, терпеть которую не было больше сил. К тому же он истекал кровью.
- Ты это, парень, потерпи, мы уже вызвали врачей, - сказал машинист, - скоро должны приехать. На вот чистую тряпку, приложи к отрезанной ноге, а-то кровью истечешь.
Павел взял тряпку, обмотал обрубок своей ноги. Боль стала тупой, видимо организм перестал на нее реагировать. Павел снова потерял сознание.
Очнулся оттого, что кто-то совал ему под нос нашатырь. Он открыл глаза и увидел чернявого человека в белом халате. Врач с брезгливостью отошел и сказал медсестре:
- Что с ним делать, не знаю? Как мы его из колеса вытащим?
- Может быть, назад сдать чуток, - предложил машинист, - нога и размотается обратно.
Врач отрицательно покачал головой, но своих предложений решения проблемы у него не было никаких.
- Давайте его потянем за плечи, может, выскочит нога-то из колеса, - предложил опять машинист.
Врачу и это предложение не понравилось. Он тягостно раздумывал, покусывая кончики усов, а Павел чувствовал, что еще немного времени пройдет вот так в бездействии и он просто-напросто  умрет.
- Нож дайте, - прохрипел Павел, обращаясь к машинисту и его помощнику.
Кость ноги была переломана, связывала ногу с туловищем только штанина, в которой кровоточил кусок мяса. Можно было ее отрезать и решить все проблемы. Нет одной ноги, так и вторая ни к чему! Машинист побежал в кабину и принес длинный острый нож. Павел взял его в правую руку и стал сам резать себе ногу, крича от боли. Штанина хрустнула, разорвалась, Павел упал и покатился под откос. Внизу он ударился головой об камень и опять потерял сознание.
Очнулся он только в больнице. Со страхом перевел глаза вниз одеяла, надеясь, что все произошедшее с ним – страшный сон и его ноги на месте. Но там, куда он смотрел, была пустота…

Алёна после этого жуткого дня пропала из города. И сколько Павел, лежа в больнице не спрашивал о ней у матери, та только качала головой и говорила:
- Уехала она, сынок, уехала. Даже родители не знают куда. Собрала вещи и уехала.
Она не рассказывала Павлу о том, о чем судачил весь город. После того как Джамшит со своей бандой надругался над Алёной, ее полуголую привязали на капоте машины и возили под свист и улюлюканье, как свадебную куклу, по городу. После этого оставаться жить в Худжанде Алёна просто не смогла. Уехала молча, ни сказав никому ни слова, даже родителям.
Павел лежал в больнице не в Худжанде, а в Душанбе, в том же госпитале, где и его отец лежал после ранения. Мать перевезла Павла в Душанбе когда он был без сознания после ампутации ног. Пока Павел и мать были в больнице в Душанбе, дверь в их Худжанской квартире выбили и вынесли все, что там было, чуть ли не обои со стен содрали. Павлу нужны были лекарства, инвалидная коляска. Матери пришлось срочно, практически за бесценок продать квартиру. Вот так и остались мать с инвалидом сыном совсем без жилья.
К Павлу приезжал в Душанбе из Худжанда следователь – пожилой доброжелательный таджик по имени Сурхуб Саидович. Он внимательно выслушал Павла, который подробно рассказал о том, что случилось в тот злополучный день, все записал, обещал что виновные будет наказаны и больше не появился. Павел спрашивал у матери – куда пропал следователь и посадили ли под стражу Джамшита, но она отмалчивалась. Павел был настойчив, спрашивал когда будет суд и мать ответила ему, наконец:
- Никакого суда не будет сынок. Дело закрыли за отсутствием состава преступления.
У Павла в тот день случился приступ, он три дня пролежал без сознания, а когда очнулся, замкнулся в себе.
Настало время выписываться из больницы и мать забрала его «домой» - она сняла комнату у старой таджички в разваливающейся халупе в ауле недалеко от Душанбе. Целыми днями Павел лежал на кровати, глядя в потолок. Он оброс щетиной, практически не мылся, ел очень мало и ничего не хотел делать. Ничего его не интересовало, книги он не читал, на улицу не выходил, только лежал и смотрел невидящим взглядом в потолок. Мать работала на двух работах и все равно денег не хватало – ей платили в два, а то и в три раза меньше, чем таджичкам, которые работали рядом с ней. Не хватало еще и потому, что Павел стал выпивать.
Однажды в солнечный день мать уговорила его погулять на улице в инвалидной коляске, ведь он практически не выходил из дома. Павел долго не соглашался, но мать все-таки смогла его убедить. Она вынесла коляску во двор, Павел спустился по ступенькам крыльца на руках и подставил лицо весеннему солнцу. Улыбнулся впервые с того момента, когда поцеловав Алёну, с улыбкой радости смотрел в ее влюбленные глаза. Где же она сейчас, Алёна? Увидит ли он ее когда-нибудь еще? Надежды на то, что он увидит ее не было никакой.
Мать усадила Павла в коляску, укрыла пледом, принесла ему чаю в пиале, а сама пошла в дом. Павел сидел, попивая остывающий чай из чашки. Мимо открытой калитки их дома в это время проходили трое чернявых таджика. Они увидели безногого улыбающегося Павла и стали над ним смеяться, показывая пальцами.
- Это что за цирк уродов к нам приехал? – кричали они на плохом русском. – Эй, безногий попляши, давай!
Хорошее настроение Павла, только-только вернувшееся к нему, улетучилось, как солнце, которое скрылось за тучи. Мать, из окошка увидев, что скулы ее сына заходили от ярости, выскочила на дорогу и стала толкать таджиков, чтобы проходили мимо, чтобы не смели оскорблять ее сына.
И тогда один из них – толстый с потным лицом таджик размахнулся и сильно оттолкнул от себя мать Павла. Она не удержалась на ногах, пошатнулась и упала, крепко ударившись головой о сложенные на обочине дороги старые кирпичи. Таджики захохотали – им нравилось глумиться над беззащитной семейкой.
Но Павел, увидев что его мать толкнули, одним прыжком соскочил с коляски и на руках допрыгал до таджиков. Они со смехом разбежались в разные стороны, подразнивая Павла и обзываясь на него. Их веселило, что разъяренный инвалид не может догнать их, падает, валяется в пыли, снова вскакивает на руки и с бешеной скоростью носится за ними.
Настолько они не принимали во внимание Павла как потенциального противника, что толстый, который толкнул мать, остановился на дороге, чтобы пнуть Павла, когда он приблизится, расставил ноги и манил руками, смеясь, как заведенный.
Но Павел, подбежав к нему на своих руках, резво уклонился от пинка толстого, как обезьяна взлетел на него по его же одежде, схватил толстого за уши и несколько раз ударил головой прямо в нос. Руки у Павла к тому времени были сильными, как ноги. Уши толстяка затрещали, он повалился, сопя сломанным окровавленным носом. 
Два оставшихся таджика подбежали ближе, один из них попытался оттащить Павла от толстого, но получил такой сильный удар кулаком в челюсть, что отлетел в сторону. Третий – худой таджик в расписном халате заорал и побежал за подмогой. После Павла било человек шесть местных здоровых мужиков.
А назавтра пришли аксакалы этого аула и посоветовали матери вместе с Павлом уехать.
Павел и мать переехали в другую халупу, в другой аул. Мать стали мучить постоянные головные боли и через несколько месяцев она умерла. Оказалось, что после того как ее толкнул толстый таджик и она ударилась о кирпичи, в голове ее образовалась гематома, которая росла, разбухала и в конце концов лишила мать жизни.
Павла выселили из комнаты, которую они снимали с матерью, а идти ему было некуда и не к кому. Хорошо, что на дворе тогда было лето, тепло. Он спал прямо на траве, ел фрукты и кое-как добрался до Душанбе.
Он пытался найти работу, хоть какую-то работу, чтобы прокормить себя. Но в Душанбе и здоровым русским парням не найти работы, а кому нужен безногий инвалид? Он ездил на своем разваливающемся инвалидном кресле от точки к точке, слабея от голода, но над ним только смеялись на его просьбы дать ему работу и гнали прочь. Много раз его избивали, унижали, кидали в него мусором. Иногда от голода Павел терял сознание, мысли о самоубийстве все чаще приходили ему в голову. Но у него была цель в жизни, которая не давала ему покончить с собой. Он хотел разыскать Алёну.

И вот однажды, когда Павел спал возле фонтана, к нему подошел крупный русский мужик, который минут пять рассматривал Павла, а потом толкнул ногой. Павел открыл глаза и посмотрел на него.
- Привет, калека, - сказал тот, показав ряд золотых зубов.
Павел ничего не ответил, присел, а потом скачком запрыгнул на свою инвалидную коляску.
- Где ноги потерял? – спросил мужик.
- А тебе что за дело? – спросил Павел, собираясь уехать.
- Работу тебе хочу предложить, - сказал мужик.
- Издеваешься, да? – усмехнулся Павел, но остановился.
- В Москве, - добавил мужик.
Это предложение показалось Павлу уж совсем сказочным, он покачал головой и поехал в сторону проспекта. Но мужик не отставал.
- У меня кореш занимается в Москве бизнесом, - сказал он Павлу, - у него таких как ты калек человек сто. Выезжают утром на дорожку и собирают деньги. Ты молодой, вполне можешь сойти за ветерана Чечни, пару медалей на грудь и дело пошло. Будешь как сыр в масле кататься. Жить в гостинице, жрачка нормальная, выпивка каждый день. Давай, соглашайся. Чего тебе тут по помойкам шляться. Родных-то, наверное, нет?
- Нет, - ответил Павел.
- Поехали сначала в баню, - предложил мужик, - потом пожрем чего, а вечером на поезд тебя посажу и в Москву отправлю. А там тебя кто надо встретит.
Павел никак не мог поверить, что ему так повезло. Пусть ему придется просить подаяние, нищенствовать в форме русского солдата, но зато он уедет в Россию, в Москву. У него будет крыша над головой и еда не из помойки.
Мужик не обманул, отвел в баню, накормил в кафе, купил на рынке дешевый, но зато новый и чистый спортивный костюм. Еще и денег на дорогу дал.
Московская реальность оказалась жестче, чем ему описывал «благодетель» в Душанбе. Вместо гостиницы – вагончики с парашей в углу, как в зоне. И нары такие же. Режим тоже тюремный – на ночь закрывают, за малейшие проступки дубиной по горбу. Еда хреновая, водка паленая, но все равно Павел был доволен.
Отработал «смену», можно выпить, закусить и завалиться спать. Поначалу Павел порывался каким-то образом сообщить своему отцу в Воронеж о том, что он в Москве нищенствует, но потом смирился с создавшимся положением. Подумал, пусть все будет так, как будет.
Он вообще перестал о чем-либо думать, просто существовал от завтрака до ужина, мечтая о том, чтобы побыстрее лечь спать на жесткие нары и во сне опять увидеть Алёну. Он часто вспоминал ее, прикрывал ресницы и видел ее волосы, глаза, руки, губы. Он помнил ее прикосновения, помнил ее запах. Где она сейчас – его Алёна? Этого он не знал и, честно говоря, боялся ее увидеть. Нет, скорее он боялся, что она его увидит – убогого, безногого, просящего подаяния…

Но вот однажды, как обычно поздно вечером он «работал» на перекрестке. Его вез мимо ряда машин его сопровождающий качок, приехавший из Молдавии работать на стройку, но быстро нашедший себе другую более непыльную работу.
У Павла в этот день как назло то ли к перемене погоды, то ли еще из-за чего ноги очень болели. Фантомная боль называется. То пятку заколет, то коленку. Павел за больное место схватится, а там пустота. Обычно Павел в лицо пассажирам и водителям автомобилей, которые ему деньги давали не смотрел, глядел в сторону, а тут что-то словно поманило, как магнитом, поднял глаза. Глянул через стекло и увидел ее - АЛЁНУ. Она смотрела на него, а он на нее. Как будто и не расставались они никогда. Протяни руку и вот она рядом!
Девушка тоже его узнала, дверь открыла, выскочила и к нему бросилась. Так спешила, что споткнулась и упала на коленку. В это время за Алёной какой-то мужик с бандитской мордой с места водителя выскочил. Он грубо схватил ее за плечо, развернул к себе и заорал:
- Ты куда собралась, шалава? В машину давай бегом!
Павел поднажал на колеса своей инвалидной коляски, чтобы подъехать к Алёне, но сопровождающий его качок-молдаванин притормозил, не пустил.
- Куда ты собрался? – спросил он. – Это же проститутки!
Павел, не слушая его, спрыгнул с коляски и на руках помчался по лужам и грязи к своей любимой. Павел увидел, что в машине кроме Алёны еще две девушки сидят, смотрят на них сквозь оконное стекло, а тот бандит, что ее шалавой назвал, толкает Алёну в машину чуть ли не пинками.
- Эй, - окликнул его Павел, - оставь ее!
- Что? – обернулся мужик. – Ты чего, в натуре, убогий, девочку захотел? Так у тебя денег не хватит за нее заплатить!
Но Павел уже подскочил ближе и с размаху кулаком снизу врезал между ног бандиту, который крутил Алёне руку. Тот завыл от боли и согнулся напополам. Павел схватил его за лацканы кожаной куртки и кинул через себя прямо на голову. Хорошо, что бандит успел выставить вперед руки, иначе бы точно шею себе сломал. А так – только запястье себе потянул сильно – заорал от боли, как брачующийся орангутанг, упав на асфальт.
Алёна опустилась перед Павлом на колени, обняла его и ничего не могла сказать, только глядела на него во все глаза. Тут из машины вылетел Резаный со своими бандитами, а из машины, на которой приехала Алёна озадаченный происходящим крепыш с тяжелой челюстью.
- Чего, братва, это ваш «обрубок» забурел? – обратился к Резаному крепыш. – Конкретному чуваку, моему корешу по яйцам залепил. Я его сейчас порву, бля!
- Своих шалав будешь рвать, - сказал Резаный, - а мы со своими «обрубками» сами разберемся!
С этими словами Резаный схватил Павла за шиворот форменной десантской куртки и потащил прочь от Алёны. Она зацепилась за Павла, не отпускала и тогда крепыш из ее машины подскочил и ударил Алёну ногой по почкам.
Девушка схватилась за спину и упала навзничь. Павел увидел как обходятся с его любимой, попытался вывернуться из захвата, но Резаный держал крепко, а один из местных бандитов, помощников Резаного, подскочив, замахнулся и ударил Павла тяжелой дубиной по голове.
Алёну потащили в машину, а Павла стали избивать. Он не видел как уехал автомобиль с его невестой, увозя ее как и тогда, в Таджикистане, неизвестно куда. Он видел только грязь дороги и ботинки, которые пинали его, пока не потерял сознания.
А когда очнулся, Резаный нагнулся над ним и сказал, шипя, как змея:
- Ты, сучонок, еще одна такая выходка и мы тебя сдадим в институт пересадки органов, пока ты еще свои почки не пропил совсем.
Павел знал, что угроза Резаного не пустая шутка. За последнее время двое мужиков-инвалидов, не желавшие «работать» на хозяев, пропали бесследно. Поговаривали, что их как раз и порезали на куски, чтобы из внутренности пересадить богатым клиентам. И это было страшно – когда тебя на куски разберут не по твоей воле.
Назавтра Резаный подошел к Павлу и сказал ему, глядя поверх головы:
- Ты, «обрубок» вчера нарвался. Сутенеры хотят, чтобы мы тебя им отдали за то что ты вчера их братку между ног заехал и руку вывихнул. Бригада у них серьезная, так что считай, что ты не жилец, обрубок. 
Павел ничего не ответил – отдадут, так отдадут. Вот, значит, как оно все сложилось в жизни – он «обрубок», получеловек, раб, а его невеста стала проституткой, «шалавой» как ее назвал сутенер. Когда учились в школе, разве об этом они мечтали, об этом думали? Один жестокий день перевернул всю их жизнь, гадина Джамшит отнял у них с Алёной их будущее. Павел понимал, что теперь уже им с Алёной никогда не быть вместе. А если это все так, если им не быть вместе, тогда для чего же ему жить? Незачем ему и жить…
- Ну, так чего будем решать, а, обрубок? – спросил Резаный. – Как поступать будем?
- Мне без разницы… - равнодушно ответил Павел.
Резаный какое-то время молча подымил сигаретой, а потом произнес, ухмыляясь:
- Ладно, не очкуй, безногий, мы своих не продаем, так что работай спокойно. Ты нам бабки приносишь, мы тебя защищаем. А ты, вообще, обрубок, не ссыкливый пацан, врезал неплохо этому торговцу «мохнатками». Крутой, что ли раньше был?
- Почему был? – спросил Павел. – Если ног нет, так что меня теперь, я не человек?
- Дело не в ногах, пацан, - ответил Резаный, сплевывая, - а в том, что ты никому не нужен. А когда ты никому не нужен, тебя и ноги не спасут.
Он помолчал и спросил:
- А чего, ты знал что ли девку эту, проститутку? Чего она к тебе так кинулась?
- Это невеста моя была, - ответил Павел.
- Считай, повезло ей, - сказал Резаный, - твоя невеста теперь на самого Целкунчика работает в салоне «Pussy Cat». Он авторитетный сутенер. Обслуживает только клиентов высшего класса. И ей не нужен ты ей, «обрубок». Не нужен.
Сказав это Резаный выбросил сигарету и пошел к своей машине.
8. Мелис
Громов прочитал письмо Павла, свернул его и сунул в карман. Он поднялся со скамейки и нервно прошелся туда-сюда по вестибюлю станции из конца в конец. Люди спешили по делам, недовольно обходили или толкали бредущего им навстречу мужчину, но Громов не обращал на них никакого внимания, голова его была занята содержанием записки его сына...
Поезда приходили и уходили, а он все никак не мог переварить, осознать в себе все, что прочитал в письме, все, что узнал из него о том, что случилось с Павлом, Катериной и Алёной. Оказывается, он жил своей жизнью, суетился, обставлял мебелью свою квартиру в Воронеже, строил гараж для своих «Жигулей», водил по утрам дочку в детский сад и лишь изредка, а последнее время и вовсе редко вспоминал, что где-то в Таджикистане у него растет, да, нет, вырос уже его сын.
Именно потому, что Павел был уже взрослым, Громов считал, что сын сам может справляться с возникающими на его пути жизненными трудностями. Конечно, несомненно, была и его, Громова, вина в том, что Павел стал инвалидом и оказался на паперти.
Ведь Громов мог же, не получая долгое время никаких известий от сына просто-напросто отложить строительство гаража, взять эти деньги, собраться, сесть на поезд и поехать в Таджикистан. Но он не собрался, ни сел и не поехал. А строил гараж. И теперь исправлять ошибку было уже поздно, очень поздно…
Но исправить ее еще было можно и Громов решил исправить ее во чтоб это ни стало!
Для начала Громов решил разыскать Алёну и поговорить с ней. Возможно, то, что она кинулась к Павлу было просто секундным порывом… может быть, ей нравится ее работа, ее эта порочная жизнь? Хотя – нет.
Громов не был знаком с невестой своего сына, но с уверенностью решил - раз его сын полюбил эту девушку Алёну, значит, она стоила того. Возможно, на панель ее привело то же самое, что и Павла на паперть – их общая беда.
Громов достал письмо и перечитал последние строки. «Целкунчик, - прочитал Громов кличку сутенера, - похоже на Щелкунчика, только Щелкунчик щелкал орехи, а этот щелкал… а ну да…». И тут ему стало понятно что именно щелкал Целкунчик. Хотя кличка сутенера была достаточно редкой, но и Москва город огромный – где найти этого Целкунчика Громов не знал? 
Единственный человек, который мог бы помочь ему в сложившейся ситуации был таксист Толик Варенников. Громов попытался дозвониться ему, но трубку никто не брал. Толик появился у себя дома только после восьми вечера, узнав голос Громова по телефону, обрадовался, стал попрекать тем, что Громов не заехал  к нему в тот же день, когда они встретились попить пива.
- Не до пива мне, Толик, - ответил ему Громов, - можешь мне помочь сейчас?
- А чего делать-то надо?
- Поездить по Москве, поискать одного человека.
- Какого человека? Я сегодня весь день на колесах, устал уже и пива выпил…
Громов не стал объяснять какого человека они будут искать, не стал уговаривать Толика, ссылаясь на землячество и обучение в одном классе, а просто сказал ему:
- Я заплачу тебе по счетчику.
- Да, дело не в счетчике, - пробормотал Толян, но было ясно, что именно последний аргумент Громова окончательно убедил его, что ехать нужно.
Когда Толик на своей машине подъехал в назначенное место, Громов сел к нему в машину и спросил:
- Знаешь такой салон «Pussy Cat»?
- Салон? – переспросил Толик. – Что за салон, проститутки что ли?
- Вроде того…
- Ну, ты, Громов, меня удивляешь, - покачал головой Толик, - сразу видно провинциал. В салон собрался! Знаешь какие там цены? Да, я тебе сейчас таких девочек подгоню всего за три сотни в рублях, что ты голову потеряешь. А в салоне с тебя сдерут тоже триста, но только в баксах.
- Ты меня не понял, Толян, мне нужно найти этот салон «Pussy Cat», а в нем девушку по имени Алёна. Ту самую, что я тебе на фотографии показывал…
- Невесту сына, что ли? – удивился Толик. – А она-то как оказалась в борделе?
- Я сам пока этого не знаю, - ответил Громов, - хочу выяснить. Затем и ищу этот салон. Алёна и Павел случайно встретились на перекрестке. Ее сутенер избил, а Павла избил тот Резаный, который и на меня своих братков натравил.
- Так значит это все-таки твой сын был на перекрестке? Ты это выяснил?
- Да, это был Павел. Мой сын. Его в Таджикистане сволочи какие-то бросили под поезд, а Алёну изнасиловали. А я в это время в Воронеже гараж строил и ничего не знал.
- Ладно, ты себя не вини. От судьбы не уйдешь. А что делать-то теперь думаешь?
- Вытаскивать их обоих.
- Как?
- Я еще окончательно не решил, - ответил Громов, пожимая плечами, - но план есть. Нам надо с тобой только именно сегодня найти этот салон «Pussy Cat». Где его искать? Не будем же мы по всей Москве ездить?
- Проблемы нет, - сказал Толик, - покупаем сейчас с тобой газеты рекламные и смотрим есть ли там это название. Купи газеты, вон там, в киоске.
Толик затормозил, Громов вышел на перекрестке и купил целую кипу газет. Стали листать при тусклом свете автомобильного светильника и вот в какой-то из газет Толик обнаружил рекламу и телефон массажного салона «Pussy Cat». На желтом фоне над телефоном в рекламном модуле изгибалась обнаженная девушка.
- Вот видишь, - тыкнул пальцем Толик, - что я говорил? Без рекламы таким заведениям никак! Счас мы быстро тут разберемся.
- Слушай, а это точно то, что нам нужно? – спросил Громов, вглядываясь в рекламу. – А почему массажный салон?
- Ну, Громов, ты спросишь? А как еще писать, если у нас проституция не разрешена? Они все под видом массажных салонов работают! Надо звонить! У тебя есть с собой телефон?
- Нет, у меня нет.
- Слушай с моего сотового бы позвонили, да там только три доллара осталось, - сказал Толик, - вдруг отключат, а мало ли что еще случиться, а мы без связи.
- У меня есть карточка для автомата, - сказал Громов, - я когда тебе сегодня звонил, ее купил. Можно позвонить по этому номеру и адрес этого салона узнать?
- Можно, - кивнул таксист, поворачивая к телефонам-автоматам.
Громов дозвонился быстро и через минуту уже сел к Толику в машину. Еще через полчаса они добрались до салона. Громов вышел из такси и вошел в помещение, расположенное в подвальном помещении какого-то Малюту дома с еле приметной надписью «Pussy Cat». Справа от двери еще сохранилась потертая и разбитая вывеска «Детский клуб ОРЛЕНОК». Судя по дорогим машинам, припаркованным возле клуба, заведение пользовалось популярностью у сильных мира сего так же как когда-то пользовалось популярностью у любознательных пионеров.
Громов со своим синяком под глазом и разодранной куртке на сильных мира сего не походил. В последнее время его часто валяли по земле, били дубинами и ногами, костюм был безнадежно порван, а джинсы и куртку постирать было некогда. Вид Громова насторожил громилу-охранника, он привстал со стула и загородил Громову дорогу.
- Мужик, ты не ошибся адресом? – спросил громила.
- Мне нужен салон «Pussy Cat», - ответил Громов, - и я приехал по тому адресу, который мне назвали по телефону. – Или я ошибся?
- Нет, не ошибся, - лениво сказал охранник, но не отступил с прохода.
- Тогда я могу пройти?
- А деньги у тебя есть? – поинтересовался охранник.
- Есть, - ответил Громов, и шагнул вперед.
Охранник посторонился. На ресепшене приветливо улыбалась женщина лет тридцати, очень красивая, но со взглядом настороженно волчьих глаз.
- Здравствуйте, - с улыбкой вурдалака поприветствовала она посетителя.
- Мне нужна девушка по имени Алёна, - начал говорить Громов, - блондинка, лет девятнадцати…
- У нас все девушки профессионалки, - с приклеенной улыбкой ответила хищница, - есть и блондинки, и брюнетки, и рыженькие, и негритянка, и даже настоящая эскимоска.
- Мне нужна Алёна, - повторил Громов, - вот эта.
Он протянул хищнице фотографию Алёны, где она была сфотографирована с его сыном.
- Мне нужно с ней поговорить, - закончил Громов.
- У нас тут, мужик, не библиотека, - произнес сзади охранник, - с нашими девочками не разговаривают, а общаются, если ты не понял еще. Хочешь увидеть ее, плати три сотни и она твоя на полчаса.
- А если просто поговорить я хочу? – спросил Громов. - И не полчаса, а десять минут?
- Какой-то ты непонятливый, мужик, - покачал чугунной головой охранник, - из деревни что ли? Ты же своими разговорами время у нее отнимаешь, а в это время другие клиенты ждать что ли будут? Или плати, или уходи, пока я тебя силой не выкинул!
- Хорошо, - согласился Громов, - я заплачу.
Он полез в карман и достал три сотенных бумажки. Протянул их хищнице. Она взамен положила на стойку альбом с фотографиями, пролистала пару страниц, и тыкнула пальцем с накрашенным длинным ногтем в одну из фотографий:
- Она?
Громов повернул альбом к себе, вгляделся в картинку и едва смог узнать белокурого ангела Алёну в полуобнаженной красавице на фотографии.
- Она, - ответил он и отвернулся.
- Ну, во-первых, Алёна сейчас занята, - устало произнесла хищница прикрывая альбом, - еще десять минут у нее будет клиент, она у нас популярна. А во-вторых, она не Алёна, у нас ее зовут Мелис.
- Мелис? – переспросил Громов. – Но почему Мелис?
Хищница ничего не ответила, только презрительно усмехнулась и убрала альбом обратно в стойку ресепшена.
- Я пойду такси отпущу и вернусь, - предупредил ее Громов.
Хищница равнодушно пожала плечами. Когда Громов вышел, охранник сказал хищнице:
- Странный какой-то этот лох. На мента вроде не похож, грязный весь очень. О чем он будет говорить с Мелис?
- А ты подслушай, когда он к ней зайдет, - предложила хищница, - соседний номер сейчас как раз свободен. Там в стене под картиной дырка – слышно все и видно идеально. А на мента он как раз таки и похож. Выправка военная.
- Может быть, Целкунчику позвонить? – почесал репу охранник.
- Пока не суетись, - ответила хищница, - если что сами справимся.
Громов вернулся с улицы, где отпустил домой Толика и заплатил ему денег, сел в кресло, ожидая пока Алёна-Мелис освободиться. Хищница на ресепшене, пересчитав его деньги, предложила ему чашечку кофе, но Громов отказался. Он ждал.
Через некоторое время в холл, застегивая пуговицы блистающего пиджака, вышел седой толстопуз, красный как после бани. Он сопел, как паровоз, перекатываясь на кривеньких ножках. Хищница выскочила из-за стойки, подбежала к этому увальню и, подхватив его под руку, стала извиваться, как пиявка.
- Руфим Иванович, - щебетала она, - вы как всегда такой элегантный, такой сексуальный.
Толстопуз захрюкал, как индюк, почесывая промежность и сказал:
- Ваша Мелис мне не нравится в последнее время! Я к ней ходить не буду! Надоела! Лежит, как бревно! За что я ей плачу?
- Руфим Иванович, мы с ней поговорим, - пообещала хищница, - она не будет лежать. Будет прыгать!
- Не надо прыгать! – строго прикрикнул на хищницу толстопуз. – Я вам не батут, чтобы на мне прыгали! Подберите мне другую девку, эта мне надоела! И чтоб сиськи были пятого размера!
- Хорошо, как скажете! – пообещала хищница.
Громову захотелось вскочить с места, схватить толстопуза за уши и настучать его седой головой по дверному косяку, потому что этот наглый богатый хрыч только что вышел от невесты его сына. Громов еле-еле сдержался. Хищница проводила борова до дверей, вернулась и буркнула Громову:
- Проходите по коридору, комната шесть.
Как только Громов зашел, за ним в соседний номер занырнул и охранник. Громов зашел в номер и огляделся. Посреди номера стояла высокая массажная тахта, в углу диванчик. Из душа доносился плеск воды. Громов присел на стул. Через минуту из душа вышла она. На Алёне был махровый халатик, на ногах туфли на высоком каблуке. Она равнодушным взглядом скользнула по сидящему Громову и заученно произнесла:
- Здравствуйте! Меня зовут Мелис. Могу предложить все услуги, исполню любые ваши фантазии…
Громов увидел, что девушка, невеста его сына на самом деле чертовски красива.
- Раздеваться? – спросила она, закончив «приветственную речь».
- Не нужно, Алёна, - ответил Громов.
Девушка вздрогнула и в упор посмотрела на «клиента».
- Откуда вы меня знаете? – спросила она.
- Я отец Павла, - ответил громов.
- Какого Павла? – растерялась девушка. – Павлика? Берестова?
- Да, - ответил Громов, поднимаясь со стула.
- Что? Что вам нужно? – испугалась она и попятилась. – Не подходите, я позову охрану!
- Павлик просил меня найти вас, - пояснил Громов, останавливаясь.
- Зачем? Когда вы его видели? – осторожно спросила Алёна.
- Я видел его сегодня, - ответил Громов, - а найти тебя он просил по одной причине. Я хочу вытащить его из этого рабства, он согласен бежать, но с единственным условием, что ты поедешь вместе с ним.
- Зачем я ему нужна? – холодно спросила Алёна и отвернулась. – Я проститутка, я дрянь последняя!
- Все это не так, - ответил Громов, - мы все вместе уедем отсюда и начнем новую жизнь. Главное, чтобы ты сама этого хотела. 
- Где же вы были раньше, когда мы все жили в Таджикистане? Когда Павлика бросили под поезд, а меня изнасиловали! Где вы были тогда, почему не приехали?
- Я сам себя сейчас об этом спрашиваю, - ответил Громов, - я ничего не знал, я совсем недавно увидел своего сына на перекрестке с протянутой рукой. Я искал его в Таджикистане, но не мог найти.
- Вы не хотели его искать, я знаю, - прошептала девушка, - у вас своя семья. И зачем сейчас вы это делаете? Из жалости?
- Алёна, у нас мало времени, - остановил ее Громов, - ответь мне на вопрос. Ты любишь Павлика? Ты поедешь с нами?
Алёна помолчала, вытерла краешком халата заплаканные глаза, помолчала и ответила, помотав головой:
- Нет…
- Что «нет»? – не понял Громов.
- Нет, - повторила Алёна, - я не поеду с вами…
- Почему? – нахмурился Громов.
- Я не могу уехать отсюда, не могу, - ответила она, - и я прошу вас не спрашивать у меня ничего больше. Уходите, увозите отсюда Павлика, пусть он позабудет обо мне. Он еще будет счастлив, а я… мне этого не нужно…
- Алёна, я могу тебе помочь… - начал было говорить Громов. – Неужели тебе нравится вот здесь заниматься этой грязью?
Но девушка вдруг покраснела, как помидор, из глаз ее ручьем хлынули слезы, она вскочила и громко вскрикнула, топнув ногой:
- Не надо! Не надо мне помогать! Не надо мне ничьей помощи и жалости тем более! Уходите отсюда! Мне здесь нравится! Вот здесь мне все нравится! Я остаюсь здесь, понятно? И Павлик мне не нужен! Уходите!
Дверь скрипнула и заглянул охранник.
- Проблемы, Мелис? – спросил он.
Она ничего не ответила, убежала в душ и там закрылась. Из-за двери донеслись рыдания.
- Ты, чего, дятел, обидел ее? – нахмурился охранник.
- Сам ты дятел! – ответил Громов и пошел к выходу.
- Что? – зарычал громила и схватил его за рукав.
Но Громов был на взводе. Он схватил стоящий возле невысокого столика тазик с ароматным маслом, предназначенный для массажа и выплеснул его содержимое в лицо охраннику. Тот опешил, схватился за лицо. Громов направился к выходу. В это время громила захотел догнать его чтобы врезать как следует, но поскользнулся на пролитом масле и со всего маху треснулся носом о край массажного стола. Упал вместе с этим столом и он его накрыл сверху. Громов вышел в фойе, где Хищница уже со всей силы давила на «тревожную» кнопку, вызывая подкрепление. Громов спокойно прошел мимо, вышел на улицу и успел скрыться еще до того как подъехали бандиты на блестящем «Мерседесе».

11. Алёна
Червонец после «встречи» с Громовым отправил свою братву отвезти Павла на место, а сам выразил желание посмотреть на «шалаву, которая за моим обрубком бегает», как он выразился. Целкунчик пожал плечами и согласился. Когда ехали на место сутенер с иронией спросил:
- А чего ты, Червонец, в натуре, этого Громова в живых оставил? Ты чего серьезно думаешь он тебе за твоего инвалида сто пятьдесят тысяч баксов заплатит?
- Не думаю, а знаю, - усмехнувшись, уверенно ответил Червонец.
- Откуда у него столько бабосов может быть? – с сомнением спросил Целкунчик. – Обычный тупой придурок, который живет на одну зарплату…
- Время покажет, - неохотно ответил Червонец.
И Целкунчик понял, что «браток» не хочет говорить на эту тему. И тогда он тему перевел.
- А я и не знал, что ты в армии служил, - сказал Целкунчик, - тем более в Чечне. Краповый берет, говоришь?
- А что – не похож? – покосился на него Червонец.
- Откуда я знаю похож или нет, - равнодушно бросил Целкунчик, - я сам не служил, слава богу. Так чего ты там в армии, много чечен положил?
- А я с чеченами старался не ссориться, - ответил Червонец, - чеченцы это деловые мужики с крепкой хваткой. За что вцепятся зубами – хрен у них вырвешь. Если только вместе с челюстью. Я в армии только поначалу первые два месяца в геройство играл, а потом только понял, что война это бизнес. И стал я этим бизнесом заниматься. Я чеченам оружие – они мне наркоту. Прибыль от сделки тысяча процентов была, понял?
- Да ты че? – удивился Целкунчик. – И чего ж ты завязал с этим?
- Потому что мне вот такие «Громовы», как сегодняшний наш хренов «герой» руки закрутили, - со злостью произнес Червонец, - и на нары отправили. Сами ни хера с этой войны не имели, кроме осколков в заднице и мне не дали заработать. Еще, суки, и наград меня лишили. Сами за голую идею башку и задницу под пули подставляют и другим не дают жить как положено. Уроды тупоголовые!
- Да, от этих уродов тупоголовых житья нет, - согласился Целкунчик.   
Когда приехали в массажный салон «Pussy Cat», Целкунчик зашел в номер к Алёне вместе с Червонцем. Девушка полулежала в мягком кресле и в отсутствие клиентов смотрела небольшой телевизор, стоящий на тумбочке у зарешеченного, занавешенного плотными шторами окна. Увидев бандитов, Алёна присела, запахнула халатик, стараясь не глядеть на них и утаить гнездящийся в ее глазах постоянный страх. Целкунчик с видом хозяина прошелся по номеру, затем сел напротив девушки на диван, закурил и дым от первой затяжки пустил Алёне в лицо. Та зажмурила глаза и стиснула губы. Но молчала.
- Проходи, Червонец, - предложил Целкунчик, - присаживайся, посмотри на мою лучшую шлюшку.
Червонец не заставил себя упрашивать, уселся рядом с сутенером на диване, нагнулся, нагло положил руку на обнаженную, торчащую из-под халатика коленку девушки, сильно сжал, так, что Алёна побледнела и оценил ее по-своему:
- Красивая сучка, а за инвалидом бегает.
Целкунчик покосился на руку Червонца и недовольно сказал:
- Ты извини, конечно, братан, но у нас сначала бабки платят, а потом уже телок лапают.
Червонец с недоумением повернулся к нему:
- Ты что для брателлы шлюхи пожалел?
- Не забывай, это очень дорогая шлюха, а ты ей на «колесо» давишь. Будут синяки на ногах, кто ее будет пользовать? У нас же клиенты привередливые. Так что, братан, аккуратнее надо – товар хрупкий. Подумай, вот, типа, дал я тебе свой «Мерс» покататься, а ты его царапнул и помял. Я, конечно, тебя пойму тебя, но все-таки убыток…
- Ладно, заканчивай демагогию, Целкунчик, - махнул рукой Червонец, - сколько она стоит? Давай я заплачу и ты нас оставишь один на один на пару часов.
Целкунчик сморщил нос. Ведь он берег «Мелис» для богатых толстосумов – банкиров, директоров предприятий и ему не хотелось, чтобы грубый бандит испортил его лучший «товар». Но и отказывать «корешу» было как-то не по пацански.
- Ладно, уступлю тебе ее даром, в качестве презента, - сказал Целкунчик, - но для начала дай мне с ней поговорить минут десять.
- Лады, - довольно кивнул Червонец, - пойду пока пивка выпью.
Он повернулся, вышел из номера. Алёна все так же молчала, уставившись в пол. В присутствии Целкунчика им не разрешалось говорить, пока он этого не разрешит или не спросит сам. За неповиновение жестоко избивали, а «больничный» после этого оплачивался следующим образом – его оплачивала сама проститутка, отрабатывая после выздоровления втройне и платя Целкунчику за тех клиентов, которых она из-за травм не смогла обслужить во время болезни. Таким образом сутенер загонял проституток в долги. И не только таким.
- Говорили мне, что ты бежать от меня хотела? – спросил Целкунчик.
- Нет, - помотала головой Алёна, - не хотела.
- Врешь мне, тварь, - сморщил свой длинный нос сутенер, - за тобой приезжал папаша твоего жениха!
Алёна ничего не ответила, склонила голову. Целкунчик откинулся в кресле и насмешливым взглядом посмотрел на Алёну.
- Расскажи мне про своего жениха, - не переставая усмехаться, спросил он.
- Зачем?
- Сказал, баклань, значит баклань и не задавай лишних вопросов!!! – рассердился сутенер.
- Что рассказывать? – спросила Алёна, едва сдерживая слезы.
- Как вы познакомились с ним, как гуляли, как трахались. Почему не поженились и как ты в Москве оказалась?
- Мы  Павликом в одном классе учились…
- Он и тогда уже был безногим?
- Нет, он был с ногами. Это из-за меня он ноги потерял, он за меня заступился…
- Заступился? А кто на тебя нападал?
- Таджики. Мы жили в Душанбе. Они стали приставать и он заступился.
- Много черножопых было?
- Четверо…
- Ну и что дальше? Давай, рассказывай, не тяни кота за хвост!
- Зачем тебе все это знать? – спросила Алёна, посмотрев Целкунчику прямо в глаза.
- Надо, бля, - ответил Целкунчик и замахнулся.
Алёна зажмурилась, но он не ударил. И тогда она продолжила.
- Таджики меня потащили в машину, а Павлика стали избивать. Он обозвал самого главного и за это они его положили на рельсы. Его поезд переехал. А меня они изнасиловали. Мне потом пришлось из города уехать.
Целкунчика рассказ Алёны отчего-то сильно насмешил и он стал хохотать во все горло.
- Что не на тех нарвались? На хрена он вообще за тебя заступался? Подумаешь, трахнули бы тебя разок, ничего страшного, да и сам бы с ногами остался!
- Тебе этого не понять…
- Мне не понять? – вскочил сутенер. – Чего добился твой жених своим заступничеством? Сам «обрубком» стал, а ты шлюха! Тебя теперь каждый день по двадцать мужиков трахает.
- Это ты меня шлюхой сделал, - сказала Алёна, - или забыл это?
- Ты всегда была шлюхой, - брезгливо сморщил нос сутенер, - я просто помог тебе открыться. Все бабы шлюхи. Все торгуют своим передком больше или меньше. Такая у вас бабская натура.
Алёна ничего не ответила, помолчала и потом попросила:
- Отпусти меня, Целкунчик, я ведь свой долг уже почти отработала…
Сутенер повернулся, посмотрел на нее и опять громко захохотал:
- Отпустить тебя? А куда? К жениху в Воронеж?
- Да, к жениху, к Павлику. Я люблю его. Отпусти меня, я тебя очень прошу! Я нужна ему.
- Ты дура безмозглая! – прошипел Целкунчик. – Какой Павлик? Какой Воронеж? Ты по жизни потаскуха, а он инвалид. Он безногий отброс, инвалид, он работать нигде не сможет. Ты что ли будешь его кормить? На панель пойдешь в своем Воронеже давать трактористам за буханку хлеба? Ты тварь неблагодарная! Я тебе столько в этой жизни дал, а тебя опять в дерьмо тянет!
- Я сейчас в дерьме…
- Ты могла бы и не быть в дерьме, - подскочил Целкунчик к Алёне, - я тебе предлагал со мной жить, мне пацана родить - ты мне отказала! Или ты забыла это?
- Я всегда любила только Павла и люблю до сих пор. А тебя я ненавижу. Ты меня специально подставил, загнал в долги и подложил под всех этих боровов.
- Что бы ты разницу поняла, дура! – заорал Целкунчик. – Что у вас баб за идиотское желание любить убогих, уродов всяких?
- Если бы у меня было это «желание», то я бы тогда именно тебя и полюбила, - сказала Алёна.
До Целкунчика не сразу дошел смысл сказанных ею слов, но когда дошел, он развернулся и хлестнул ее по щеке. Алёна упала на пол.
- Будешь пахать на меня, пока не скукожишься! – зло бросил он. – А когда постареешь, выкину тебя на вокзал, чтобы ты там за пайку хлеба и за глоток водки командировочным минеты делала.
Сказав это, Целкунчик поднялся с дивана, стремительно вышел, хлопнув дверью и сразу же на пороге появился Червонец. Он похотливо похохатывал, почесывая между ног глядел на Алёну, которая сидела на полу и потирала ушибленную щеку. Ее красивые загорелые ноги обнажились, что совершенно вывело Червонца из состояния равновесия. Ему поскорее захотелось обладать этими ногами. Алёна же с нескрываемой ненавистью смотрела на него, но бандит этого не замечал.
- Ну, иди сюда, моя киса, - тяжело дыша, произнес Червонец, старясь расстегнуть молнию на джинсах, - твой мальчик хочет тебя оприходовать.
- Пошел ты … ! – резким тоном ответила ему Алёна.
- Что? – Червонец моментально изменился в лице.
Из умильно придурковатого его морда превратилась в злобно растерянное.
- Что ты сказала, овца?
- Я сказала тебе - «пошел …»!
- Да я тебя, тварь, подстилка козлячья, урою сейчас!!! – рассвирепел Червонец. – Да ты у меня будешь без зубов отсасывать! Иди сюда!
- Уйди, сволочь! - крикнула Алёна, вскочив с пола.
Червонец резво подскочил к девушке, но она успела перепрыгнуть через кресло и попыталась убежать. Червонец оказался проворнее, схватил ее за руку и ударом по щеке свалил на пол.
- Хочешь так? Любишь когда насилуют? Давай, я и сам это люблю! – хрипел бандит, срывая с девушки одежду.
Он нагнулся и лизнул ее слюнявым языком в шею. Алёна повернулась, ухватила его оттопыренное ухо своими зубами и сильно сжала.
- А-а-а!!! – заорал Червонец. – Мое ухо!
Он коротко замахнулся и ударил Алёну поддых. Она разжала зубы, Червонец вскочил и стал пинать девушку ногами. В этот момент в номер залетел Целкунчик.
- Ты че творишь, а? – заорал он, увидев как Червонец пинает ботинками извивающуюся на полу его самую красивую проститутку.
- Она, сука, мне ухо чуть не откусила! – повернулся с искаженным злобой лицом Червонец.
Ухо его и правда было красным и еще больше оттопырилось.
- Я ее убью!!! – закричал Червонец и снова пнул Алёну.
- Отвали от нее! – подскочил Целкунчик. – Я так и знал, что этим кончиться. Ты мне товар попортил, она теперь неделю работать не сможет. Убытки все мне тебе придется оплатить, понял?
- Что, бля? – оттопырил пальцы Червонец. – Да мое ухо стоит дороже всех твоих шлюх! А эта вообще борзая, послала меня! Меня она послала! Она меня! Ты в натуре понимаешь? Меня конкретного чувака шлюха послала!
- Мелис тебя послала? – удивился Целкунчик. – С ней никогда раньше такого не было… тихая была, как мышка…
Сутенер присел перед кашляющей, свернувшейся на полу калачиком Алёной и спросил:
- Ты чего, в натуре, клиента послала?
Алёна ничего не ответила. Целкунчик сжал железными пальцами лицо девушки и повернул его к себе.
- Мелис, отвечай мне быстро, ты его посылала? – спросил сутенер.
- Я… не… Мелис… - прошептала Алёна.
- Что? – не понял Целкунчик.
- Меня… зовут… Алёна… - задыхаясь от боли, продолжила она.
- Ты, чего, в натуре, оборзела? – рассердился сутенер.
Ему было неловко перед «коллегой», что он не может приструнить какую-то сучку, чтобы она вела себя тише воды, ниже травы.
- Ты говорил… что когда я отработаю долг… ты меня отпустишь… а теперь говоришь… что я буду работать на тебя вечно…
- Что? – еще больше рассердился Целкунчик. – Ты, тварь, решила тут права качать? Да, ты, дешевка, знаешь, что твоя жизнь ни хрена не стоит и живешь ты только потому, что приносишь мне деньги? Ты это просекаешь это или нет?
- Я больше не буду этим заниматься! – уверенно сказала Алёна. – И ты меня не заставишь!
- Ах, ты, тварь! – рассвирепел Целкунчик. – Да я тебя сгною заживо! Дерьмо у меня жрать будешь!
С этими словами он несколько раз сильно ударил Алёну головой о пол. Она потеряла сознание. Сутенер встал и вытер руки о массажное полотенце.
- С тех пор как она увидела на перекрестке безногого на нее стали клиенты жаловаться, - сказал Целкунчик, - стала плохо обслуживать. Оборзела.
- Продай ее мне, - предложил Червонец, доставая из холодильника лед, - я ее быстро воспитаю.
- Нет, - помотал головой Целкунчик, - у меня к ней свои счеты.
- Я тебе ее долг отдам и еще сверху накину, - предложил Червонец.
Он ссыпал лед в полотенце и приложил к воспаленному уху.
- Нет, - твердо повторил Целкунчик, - она не продается. Я сам ее убью. Пойдем, я тебе другую девочку предложу. Выбирай любую из альбома. А хочешь двух.
- Ладно, - согласился Червонец.
- Только штаны пока застегни, - кивнул на ширинку бандита Целкунчик, - в холле клиенты ждут.
Червонец со злостью дернул молнию наверх, прищемил своего «красавца», вскрикнул от боли и громко выругался матом. Уходя, он обернулся на лежащую на полу Алёну, сплюнул в ее сторону и вышел вслед за сутенером. Алёна приоткрыла глаза, села на полу, обхватила голые колени руками и заплакала.
12. Воронеж
Когда Громов вышел в темноту московской ночи из гаража продавшего его за «тридцать сребреников» Вареника и побрел сам не зная куда, в висках его однообразно стучала только одна мысль: «Что делать? Что делать? Что делать?». В организме прошло, отвалилось в пустоту нечеловеческое напряжение той стрессовой ситуации, в которой он оказался и на Громова навалились слабость и безразличие.
Так и раньше у него бывало, когда он был на войне. В трудную минуту, во время опасности мозг сбоя не давал, адреналин, который впрыскивался в кровь, заставлял мышцы работать с двойной энергией, а после боя, когда, казалось, уже все позади, наваливались слабость и безразличие.
И тогда Громов ложился спать и мог проспать сутки кряду. Но сейчас и этого он сделать не мог, потому что находился один в чужом городе, который сожрал его, разжевал и выплюнул. Его предал человек, которому он доверял, его самого одолели бандиты, избили и унизили его сына, забрали в рабство, а еще его семье теперь грозит смерть от руки отмороженных подонков. И ста пятидесяти тысяч у Громова не было, чтобы откупиться. Он присел на скамеечку в парке.
- Ничего, - тихо сказал он сам себе, - выкрутимся, бывало и похуже… 
У Громова был проверенный способ как отрешиться от неприятностей и начать думать трезво. Когда, например, случалась в жизни какая-нибудь мелкая неприятность, которая мешала жить и зудела, как комар, Громов старался вспомнить что-то такое, в основном из военной своей жизни, по сравнению с чем эта неприятность сразу казалась пустяком. Припоминал, например, свое первое ранение или случай, когда его сбили, и ему пришлось катапультироваться, ожидая десант и отстреливаясь от приближающихся «духов».
Но в те два случая Громов отвечал только за себя, только за свою жизнь отвечал и только ее мог потерять. А теперь вот на кон поставлены жизни самых родных и  близких ему людей. А он, герой войны, не может, не в силах им помочь – обстоятельства сильнее его. Громову захотелось выть от досады, ведь раньше ничего более паскудного в его жизни не происходило.
Но вытьем горю не поможешь, да и не мог себе позволить боевой офицер выть, как сопливый мальчишка, солдат-первогодок. Мозг Громова напряженно работал пока он брел в неизвестном направлении среди равнодушных каменных домов, где светились окна квартир, в которых жили люди и им не было никакого дела, что у Громова все так хреново. Громов брел и брел, думал и думал, но выхода из создавшейся ситуации не находил.
Громов полез в карманы, наскреб по карманам деньги, что у него остались, сложил их в ладони и посчитал. На обратную дорогу домой хватит. Громов, проходя мимо продуктового магазина, почувствовал голод, зашел внутрь, купил батон хлеба, грамм триста колбасы и бутылку водки. Так хреново было на душе, что хотелось напиться. После покупки он выяснил у продавщиц где находится метро и побрел в его сторону, глотая обжигающую разбитые губы водку прямо из горлышка.

Утром он приехал в Воронеж, добрался до дома, открыл дверь и застал в коридоре собирающуюся на работу жену. Маша, увидев его «разукрашенную» физиономию и порванную одежду, безмолвно присела на краешек табуретки и онемела. Громов подошел к ней, поцеловал в макушку и сказал:
- Привет…
Жена унюхала исходящий от Громова запах водочного перегара и спросила ледяным тоном:
- Что с тобой произошло?
- Да там… это… долго рассказывать… потом…
- Тебе только что звонил из университета. Вашему ректору сообщили из Москвы, что ты не был на симпозиуме…
- На семинаре, - поправил Громов, снимая туфли.
- Какая разница! – всплеснула руками Мария. – Важно только то, что тебя не было не на семинаре, не на симпозиуме! А я уже тут и не знала что мне думать! Ты ни разу за всю командировку мне не позвонил, не сообщил как доехал! Мы специально мне мобильный телефон купили, чтобы ты мог мне звонить, а ты не удосужился ни разу позвонить! Еще и задержался там на целые сутки! Я Ирочке обещала, что ты вчера приедешь, она тебя ждала. А ты заявился сегодня с утра как ни в чем не бывало весь грязный, рваный и пьяный!!!
- Я не пьяный, - возразил Громов, - вчера выпил перед поездом…
- С кем?
- Один…
- С каких это пор ты стал выпивать в одиночку? Ты что алкаш что ли? Да, что произошло, в конце концов, ты мне расскажешь или нет?
- Расскажу, - пообещал Громов, - только попозже. Сначала я хочу перекусить, помыться, побриться, почистить зубы…
- А где компьютер? – спросила Маша.
- Какой компьютер, - не сразу вспомнил Громов о своем обещании привезти из Москвы ноутбук, на который была отложена та самая тысяча долларов, которую он до цента всю истратил.
Мария насторожилась. Брови ее сошлись к переносице, губы задрожали и она спросила:
- Где деньги, которые мы откладывали на компьютер?
- Я их потратил… - растерянно ответил Громов.
- Как потратил? – выдохнула Мария и ее глаза наполнились слезами. – Ты по ресторанам там ходил что ли? Ты себе завел любовницу?
Громов попытался обнять жену, чтобы та поняла, что никакой любовницы у него нет и быть не может, но Мария оттолкнула его и убежала в комнату. Громов прошел за ней. Жена стояла у окна и смотрела на улицу. Ее плечи едва заметно подрагивали.
- Я случайно встретил в Москве Павла… - начал говорить Громов.
Маша ничего не ответила, она не сразу поняла какого Павла ее муж имеет в виду.
- Я встретил его на перекрестке просящим подаяния, - продолжил Громов, - он стал инвалидом, у него нет ног.
Мария повернулась.
- Ты говоришь о Павлике, своем сыне? – с удивлением спросила она.
- Да, - кивнул Громов.
- Как нет ног? – растерялась Маша. – Почему нет ног? Что с ним случилось? 
- Давай присядем на диван, - предложил Громов, взяв жену за руку, - рассказ будет долгим.
Маша присела рядом с ним, Громов помолчал, не зная с чего начинать рассказ и начал все-таки с того как он встретил на вокзале Толика Варенникова. Он рассказал жене все, что случилось с ним за эти дни, не упуская ни одной детали. Мария слушала, не перебивая, глаза ее все больше и больше наполнялись страхом и болью. Когда Громов закончил, она тихо произнесла:
- Даже если мы продадим все, что у нас есть – квартиру, машину, гараж и всю мебель, мы вряд ли сможем набрать сто пятьдесят тысяч долларов…
Громов с горечью кивнул.
- Ну почему ты сразу же лезешь на рожон? – вскочила с дивана Маша и стала быстро вышагивать туда-сюда по комнате. – Неужели нельзя было как-то по-другому решить эту проблему? Ты никак не можешь привыкнуть к тому, что война для  тебя давно кончилась? Вокруг мирная жизнь…
- Нет, - перебил жену Громов, - вокруг не мирная жизнь! Совсем не мирная жизнь! Это мы с тобой, Маша, жили, ничего не видя вокруг, не зная, что где-то в Москве погибает мой родной сын, что ему приходится просить подаяния, а над ним стоят с кнутом наглые, сытые ублюдки для которых закон не закон, милиция не милиция!
- И что ты хочешь? – закричала Мария. – Ты хочешь, чтобы теперь нас всех убили? И тебя, и меня с Ирочкой? Они приедут сюда, для них ничего не стоит приехать сюда и убить нас всех!!!
- Не убьют, - хмуро буркнул Громов, - сами быстрее сдохнут…
- Что? – повернулась Маша с выпученными глазами. – Не навоевался еще? Ты еще своих головорезов позови к себе в компанию – Лису с Ежом! Они с радостью твое предложение примут!
- И позову, - откликнулся Громов.
- Ты… ты… - задохнулась от возмущения Мария. – Ты что это серьезно сказал?
- Вполне, - ответил Громов.
- Ну тогда я не знаю, я тогда, я… - Маша растерялась и закрыла глаза ладонями.
Громов подошел к ней и обнял за плечи.
- Я знаю что делать, - уверенно сказал он, - я всю ночь, пока ехал из Москвы об этом думал и, поверь, Мария, у нас другого выхода просто нет.
В это время раздался телефонный звонок. Маша подошла к телефону. Звонили с работы. За разговором с мужем она даже не заметила, что уже на целый час опаздывает на работу. Мария пообещала вскоре подойти и стала спешно собираться.
- Надеюсь в мое отсутствие ты никаких необдуманных шагов предпринимать не будешь? – спросила она, уходя.
Громов помотал головой так, что нельзя было понять – он хотел сказать «да» или же «нет». Только жена шагнула за порог, а Громов намазал подбородок кремом для бритья в дверь позвонили. Громов  подумал, что это Маша вернулась – что-то позабыла, распахнул дверь, но на пороге вместо жены увидел двоих своих друзей – Саню Лисицына и Андрея Ежова, Лису и Ежа как их звали все знакомые. Увидев Громова с подбитым глазом и с бородой из белой пены, оба захохотали, вваливаясь в квартиру.
- Что ты, Гром, на новогодний утренник готовишься деда Мороза изображать? – смеясь, спросил Лиса, пальцем ткнув в белую бороду.
- А синяк откуда? В бетономешалку упал, что ли? – вторил ему Еж.
- Нет, - помотал головой Лиса, - я слышал в древности философы, когда у них их философские аргументы кончались, они доставали из карманов ослиные хвостики и били друг друга ими по головам. Вот так и Громов на семинаре своем бил оппонентов, а они его. Только не хвостиками, а кулаками…
- Я сейчас, - хмуро буркнул Громов и захлопнул дверь в ванную изнутри.
Лиса и Ёж остались стоять перед захлопнувшейся дверью обескураженные.
- Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Ежов.
- Ничего не понимаю, - пожал плечами Лисицын, - что с ним творится? Командир, может нам лучше уйти?
- Проходите на кухню, - крикнул из ванны Громов, перекрикивая шум льющейся воды, - сделайте себе кофе!
- Гм, - хмыкнул Ёж, - кофе. Я кофе не пью. Ну ладно, пройдем…
Они сняли обувь, зашли на кухню и стали дожидаться Громова. Тот побрился, принял душ, переоделся и вышел к друзьям на кухню. Те уже поняли, что президент их боевого общества «Братство» сегодня шутить не намерен, поэтому сидели с серьезными лицами, прихлебывая Лиса – кофе, а Ёж чай.
- Ну что случилось, командир, рассказывай, - предложил Лиса, отставляя в сторону чашку с выпитым кофе.
- Попал я в дерьмо по самые уши, - ответил Громов.
- Может быть, пока только по подбородок, - попытался сострить Лиса, но поймав на себе суровый взгляд Ежа, заткнулся.
- Нет, мужики, именно по уши, - повторил Громов, - и кроме вас в сложившейся ситуации мне надеяться больше не на кого…
- Так мы всегда… - воскликнул Ёж. – Ты же знаешь!
- Да погоди ты! – слегка двинул кулаком в плечо товарищу Лиса. – Что случилось то? Ты толком можешь рассказать?
И Громову пришлось второй раз за утро рассказывать историю своего «путешествия» из Воронежа в Москву.

15. Братство
Когда Громов закончил рассказ и Саня Лисицын, и Андрей Ежов не могли произнести ни слова. Громов тоже замолчал – воспоминания о том, что его сын избитый ублюдками Червонца сейчас валяется в каком-нибудь темном и сыром подвале, давило его тяжелее стотонного пресса.
- Я-то думал, что такой беспредел остался где-то в девяностых годах прошлого века, - сказал наконец Лиса.
- Как видишь – нет, - ответил Громов, - беспредел цветет и пахнет до нынешнего времени…
- Ну и что ты думаешь делать? – спросил Ежов.
- Собирать деньги и платить выкуп за сына, - ответил Громов, - а что мне еще делать? Квартиру нашу с Машей хочу продать, машину, мебель…
- Все равно, командир, ты сто пятьдесят тысяч долларов так вот по сусекам и закромам не наскребешь, - помотал головой Лиса. – Это же тебе не колобка из муки слепить как в сказке. А все продашь - сам где жить будешь?
- У нас же есть под Воронежем дача, - ответил Громов.
- Видал я эту дачу, - хмуро произнес Лиса, - три доски в два ряда…
- Как-нибудь перезимуем, а там строиться начну, - ответил Громов, - сейчас не об этом нужно думать, а о том как Павла из беды выручить...
- Знаешь, я попробую для тебя у своего работодателя занять тысяч десять, - предложил Лиса, который служил начальником охраны крупного универмага, - под свою ответственность займу. Думаю, он даст мне тысяч десять в долг где-нибудь на год без процентов. А у самого у меня, командир, извини, сейчас полностью пустые карманы. Мне же, пока ты в Москве был, удалось хорошую машину взять с рассрочкой платежа на год. Первый взнос я вчера внес и забрал свою «тачку».
- Что за машина? – спросил Громов.
- «Фольцваген», - гордо ответил Лиса, - дизель. Машине всего три года, практически новая.
- Выходит, сбылась твоя мечта ездить на иномарке?
- Сбылась, - счастливо улыбнулся Лиса, - но если надо будет, я ее обратно продавцу отдам, деньги заберу и вложу на выкуп. Хотя, честно говоря, не думаю, что мои две «штуки» долларов – первый взнос - что-то изменят. Не так тут надо действовать, не так…
- А как мне действовать?
- По мне, так я вообще бы бандитам ни копейки не платил бы!!! - вмешался в разговор Ёж.
- А что бы ты сделал на моем месте? – спросил Громов.
- Взял бы свой обрез, зарядил дробью на медведя, поехал бы в Москву, пострелял бы их всех и отбил бы Павла, - сказал Ёж.
- У меня обреза нет, - констатировал реальность Громов.
- Я тебе дам, - великодушно предложил Ёж.
- Спасибо, - горькой усмешкой усмехнулся Громов.
Ёж сначала не понял иронии Громова, а когда догадался, нахмурился и добавил:
- Ты чего? Ты не понял меня! Я бы с тобой пошел и в огонь, и в воду. Ты что, командир, думаешь я бы тебя одного отправил?
Громов не успел ничего ответить как вмешался Лиса:
- И я бы поехал в Москву нос этим свиньям утереть!!! Я вообще не понимаю почему мы три здоровых обстрелянных мужика сидим тут сопли пускаем, думаем как нам бегать по знакомым собирать деньги, чтобы заплатить выкуп каким-то недоноскам, которым вообще не место на земле! Я Ежа поддерживаю в этом вопросе! Надо ехать и уложить их всех рядком в гробики!
Громов помолчал, а потом сказал:
- Сколько я не думал когда сюда из Москвы ехал, а все равно пришел к выводу, что сто пятьдесят тысяч долларов за две недели мне не собрать. И так, и эдак крутил, а не хватает денег, даже если я все, что у меня есть продам. Даже если у всех знакомых займу. Просто нет у меня таких знакомых, у кого столько денег занять можно. Значит, для меня существует только один выход из создавшейся ситуации – война. Но это моя личная война, вами я рисковать не могу. Не имею права – здесь ведь не Афганистан и не Чечня...
- Лучше замолчи, командир, пока я не рассердился и не врезал тебе, - хмуро буркнул Лиса, - можно подумать, случись у меня что подобное ты бы не помог?
- Или у меня, - добавил Ёж.
- Не помог бы? – спросил Лиса.
Громов промолчал. Ясное дело, что он бы тоже, не задумываясь ринулся в бой, если бы это понадобилось его друзьям. Недаром же они организовали общество «Братство» - чтобы всегда друг за друга горой! Поодиночке их переломать легко, а вместе – это уже сила, преодолеть которую непросто. 
- На рожон мы лезть не будем, - сказал Ёж, - время еще есть. Мы сядем, покумекаем как нам самим уцелеть, а бандосов московских утихомирить. А потом потихоньку двинем в столицу, теперь меня в Воронеже ничего не держит.
Громов вспомнил, что у Ёжа мать после тяжелейшего инсульта лежит в больнице и спросил:
- Извини, я все о своем, а тебя забыл спросить - как у Анны Петровны дела?
- Вроде сейчас пошла на поправку, - ответил Ёж. - Лечащий врач Петр Соломонович говорит, что еще две недельки он ее полечит и я смогу мать домой забрать. Так что времени нам как раз съездить в столицу, повоевать и успеть вернуться к ее выписке.
Ёж, говоря о своей матери, широко улыбнулся. Громов помнил, что перед его отъездом в Москву Ежов был в полной панике – его старенькая мать свалилась от приступа в очереди в магазине. Надежды, что ее удастся спасти не было никакой. Для Ёжа мать, которая в одиночку вырастила его, была всем – и солнцем, и луной. Потому, наверное, он в свои тридцать семь ни разу не был женат. Мысль о том как он променяет маму на какую-то постороннюю женщину была для него тягостной, но ни Громов, ни Лисицын на эту тему никогда не шутили.
- Знаете, мужики, - задумчиво произнес Лиса, - я вспоминаю рассказ Грома, сопоставляю факты и меня сильно смущает одно обстоятельство. Не капкан ли это?
- А что именно тебя смущает? – спросил Громов.
- Слишком уж как-то просто бандиты тебя отпустили на все четыре стороны, - пояснил Лиса, - давай рассуждать логически.
- Давай, - согласился Громов, присаживаясь напротив.
Ёж тоже сел рядом с ними и проникся вниманием.
- Я думаю, что Червонец, прежде чем тебе предъявлять требования по выкупу, – начал строить цепочку Лиса, - по своим бандитско-милицейским каналам сперва выяснил кто ты такой есть в Воронеже. Так?
- Не знаю, - пожал плечами Громов.
- Зато я знаю, что это именно так, - с уверенность сказал Лиса, - мне по роду службы приходилось с братвой общаться. Теперь времена такие, нужно владеть информацией, а то не ровен час нарвешься не на того и сам же схлопочешь по ушам.
- Это точно, - подтвердил Ёж.
- Так что я думаю, что Червонец наверняка знает, что наш Громов сто пятьдесят штук долларов за две недели не соберет, - продолжил Лиса, - а посему у нас в головах возникает закономерный вопрос. Зачем Червонцу было нужно отпускать Громова целым и невредимым, если он знает, что денег он не получит?
- Может быть он хочет поохотиться? – предположил Ежов. – Знаешь, как зверя затравливают, а потом отпускают и снова ловят? Развлечься хотят.
- Ты думаешь московским бандитам заняться больше нечем? – с сомнением спросил Лиса. – Хотя, фиг его знает, может быть, и нечем. И если все обстоит именно так, то я думаю, что кто-то уже сейчас и здесь в Воронеже должен «пасти» Громова, причем пристально, чтобы он за красные флажки не рванул.   
- Да, Гром, слушай, и правда, какая-то ерунда получается, - сказал Ёж, - ты рассказывал, что положил нескольких людей Червонца, а он тебя отпустил целым и невредимым. Хотя по уму должен был бы тебя порвать на мелкие кусочки в гараже. Тем более ты был полностью в его руках.
- Думаешь я соврал вам, что его людей положил? – уточнил Громов.
- Я не об этом, - помотал головой Ёж, - тебе не верить у меня причины нет. Просто что-то во всей этой истории не так. Что-то не стыкуется…
- У меня нет объяснений почему они меня отпустили, я не знаю… - сказал Громов.
Все трое замолчали, стараясь понять логику бандитов и не попасться в капкан, который, возможно, для них приготовили. В это время щелкнул замок входной двери и в коридоре показалась хмурая Маша.
- Ты? – удивился Громов. – Уже с работы?
- Меня уволили из библиотеки… - сухо ответила Мария. – Я ударила одного негодяя по голове журналами.
- Ты? – в один голос удивленно воскликнули все трое. – За что?
Но Маша на вопрос не ответила, прошла и села на диван. Громов подошел к ней и сел рядом.
- Что случилось? – спросил он у жены. – Все это произошло из-за меня? Ты сорвалась?
Мария опять ничего не ответила, а повернулась к Громову, пристально посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
- Скажи мне, когда ты приехал сегодня на воронежский вокзал, ты куда сразу же поехал?
- Домой, - ответил Громов.
- Домой? Сразу же?
- Домой! И сразу же. А что такое? Я тебя не понимаю?
- Хорошо, тогда я спрошу по-другому. Скажи, ты был сегодня у моего бывшего мужа Силова в офисе?
- Гм, Маша, зачем мне к нему ходить, тем более я даже не знаю где он обитает? У нас с ним нет общих тем для разговора. С чего тебе взбрело в голову что я…
- А он уверяет, что ты был у него сегодня утром…
- Ты что видела сегодня Силова? – громко удивился Громов. – Он что - к тебе приезжал? Это его ты ударила журналами?
- Нет, не его, - помотала головой Маша, - он ко мне не приезжал. Ко мне приезжал прислужник Силова, его человек на побегушках по имени Себастьян. Он передал мне вот что…
Мария достала из сумочки свернутый вчетверо чек и протянула Громову.
- Себастьян сказал что ты попросил у Силова денег для спасения своего сына Павла…
- Вот сволочь!!! – вырвалось у Громова.
- Взамен на меня, - закончила Маша.
- Что?!! – глаза Громова расширились. – Как на тебя? Что значит на тебя? Ты же не вещь, чтобы я мог меняться!
- Я тоже так подумала, - ответила Мария, - я же не вещь, чтобы заключать сделки даже не спрашивая меня…
- Но я не был у Силова ни сегодня и вообще никогда! Ты-то кому веришь – мне или этому?… как его?
- Я тебе верю, - сказала Маша.
- Слава богу, - слегка успокоился Громов, - но почему именно сегодня к тебе приехал этот Себастьян. Откуда ты вообще его знаешь?
- А он и раньше ко мне приезжал и предлагал вернуться к Силову, - ответила Маша, - от его имени. Передавал мне дорогие подарки, которые я возвращала назад.
- Как? – опять вспылил, как порох, Громов. – И ты все это время молчала? Как ты могла молчать об этом? Да я бы убил его на хрен!
- Именно поэтому я и молчала, - ответила Маша, - оттого что боялась, что ты изобьешь Силова и тебя в лучшем случае посадят, а в худшем убьют. Ты просто не знаешь какая гнида этот Силов. Поверь, Громов, я сама прекрасно справлялась с его поползновениями вернуть меня, потому что знала, что назад к нему для меня дороги уже нет.
- И все-таки… - начал было Громов, но Маша его перебила:
- А сегодня Силов подослал ко мне Себастьяна, предложил выплатить выкуп за Павлика, а взамен предложил вернуться к нему…
- Да-а, история приобретает все новые краски, - почесал рассеченную пулей в Афгане бровь Ёж.
- Слушай, Маша, погоди, я ничего пока не понимаю… - растерянно произнес Громов. - Этот Себастьян, он что - итальянец?
- Да, нет, какой он итальянец – обычная русская рыжая физиономия. Скорее всего у него это кличка такая - Себастьян.
- А сам Силов к тебе не приезжал раньше? – спросил Громов.
Он ужасно ревновал. Он даже не подозревал, что это толстый хряк преследует его жену и теперь был готов разорвать его на куски!
- Пару раз заезжал в библиотеку с цветами и золотым кольцом с брюликом, но это ничего не меняет… - как можно безразличнее ответила Маша. – Я люблю только тебя Громов и любовь не купишь!
- Как не меняет?!!! – распалился Громов. – Да я его на кол одену гада!!! 
Он стал метаться по квартире, как шекспировский мавр, сшибая все на своем пути.
- Да, а я, кажется, начинаю понимать, где тут собака зарыта, - не обращая внимания на гнев командира, поднялся со стула Лиса, - оказывается, все дело в Марии…
Громов остановился. Ослепленный ревностным гневом, он плохо соображал и не мог рассуждать логически. Поэтому белея, как мел, он спросил:
- Что ты сказал?
- Благодаря Маше, ты, Громов, и остался жив, - пояснил догадливый Лиса, - даже не столько благодаря самой Маше, сколько благодаря неразделенной любви Силова к твоей жене. Вот и ответ на вопрос, которые еще недавно нас так мучил – почему Червонец отпустил тебя живым и невредимым. Он просто выполнял заказ Силова. Можно чек посмотреть?
Маша протянула ему чек.
- Он не подписан, - констатировал Лис, - пока это просто бумажка. Но каким образом Червонец и Силов смогли состыковаться?
- А может такое быть, что Силов спланировал всю эту операцию еще до того как Громов поехал в Москву? – задал вопрос Ёж.
- Вряд ли это возможно, - ответил Громов, - я встретил своего сына Павла в Москве случайно и вряд ли бы его вообще увидел, если бы в тот день поехал с вокзала не на такси, а на метро.
- Да-а, расклад получается, - покачал головой Ёж,  - без бутылки не разберешься…
- Я и сама бы  удовольствием выпила вина «Земфира», - согласилась Маша, - на виски давит. Такого дня у меня никогда еще не было. Знаете, ребята, у меня внутри такое ощущение, что меня в стиральной машине постирали, выжали, а сушиться не повесили. Гадко и страшно на душе. Не знаю что и делать теперь… как нам быть?
Громов, Лиса и Ёж переглянулись. Посвящать Машу в свой план они не хотели.
- Ладно, пойду я за Иринкой в садик схожу, - сказала Маша, поднимаясь с дивана.
- Я с тобой пойду, - подорвался с места Громов.
- И мы! – воскликнули одновременно Лиса и Ёж.
- Нет уж, - ответила им Маша, - вы, ребята, побудьте дома пока. Мы с Громовым сходим. В холодильнике салат, консервы, накройте пока лучше на стол. И посуду помойте.
- Чур, я накрываю на стол, - сказал Лиса, - а Ёж моет посуду.
- Я не согласен! – воспротивился Ёж.
- Но я первый сказал, а командир? – обратился он к Маше.
- Лиса накрывает на стол, Ёж моет посуду, - распорядилась Мария.
- Ну вот так всегда, - с горечью вздохнул Ежов, - мой любимый передник клетчатый как всегда в кухне на крючке?
- А где же ему быть? – улыбнулась в первый раз за вечер Маша. – Висит и тебя дожидается! Ну мы пошли?
- Давайте, - в один голос ответили Ёж и Лиса.
16. Неприятности
Наутро на стоянке возле дома Лиса свою новую, только что приобретенную машину не обнаружил. Сказать, что он остолбенел было бы неправильным. Он не просто остолбенел, он едва не подавился куском утреннего бутерброда, когда выглянул из окна на улицу. Как он и был после утреннего моциона, в семейных трусах и в растянутой футболке, в тапочках на босу ногу Лиса выскочил во двор и стал озираться вокруг себя, как будто его новая машина, это не громоздкий автомобиль, а маленький мячик и могла самопроизвольно закатиться под куст.
Но ничто в этот момент не успокоило его сердце – все другие автомобили были на месте, а его «Фольцваген» бесследно исчез – машины нигде не было. Лиса сбегал за угол, посмотрел там, в надежде, что он не поставил автомобиль на ручник, кто-то решил пошутить и откатил его машину с места.
Лиса не обращал ни на кого внимания, зато все прохожие оборачивались, глядя на «сумасшедшего» в мятых трусах и недоеденным бутербродом в руке. Опомнившись, Лиса в сердцах бутерброд выбросил и побежал домой. Ему не хотелось этого признавать, но его новую машину только что угнали. А как же центральный замок и сигнализация, которую так расхваливал ему продавец? Автомобиль даже не пискнул, а спокойненько укатил с того места, где вчера припарковал его счастливый Лиса.
- Ё-моё, ну дела! - схватился за голову Лиса, присев на крыльце.
Но потом вскочил, почувствовав пронзительный холод в ягодицах и побежал в квартиру обратно, чтобы звонить в милицию о пропаже. Входная дверь была открыта нараспашку – не хватало еще, чтобы пока он бегал искал свой автомобиль кто-то обчистил в это время квартиру! Но обошлось – вещи были на месте. Лиса кинулся к телефону и стал набирать «02».
В милиции его особо не обнадежили. Записали номер, марку, цвет машины и лениво пообещали, что передадут информацию в ГАИ. Лиса особо и не надеялся, что объявят план «Перехват» и оцепят город в поисках его машины, но и такого равнодушия он тоже не ожидал.
- Что ж такое, а? – метался он по комнате, от волнения не находя свои вещи, чтобы одеться.
Лиса жил один и лишь иногда его навещали  ночевкой его знакомые женщины, которых у него было несколько - из самых разнообразных социальных групп и слоев – и студентки, и врачи, и учительница музыкальной школы, а одна женщина даже директор фирмы. Некоторые из них претендовали на то, чтобы остаться в его квартире навсегда, принимались мыть посуду, наводить порядок или пытались заводить свои зубные щетки у него в ванной.
Для Лисы это было знаком, что романтическим отношениям пришел конец и он сразу разрывал с «захватчицей» его независимости все отношения, не обращая внимания на слезы и упреки. Лиса был самым молодым в компании Громова и Ежа, ему едва перевалило за тридцать пять, поэтому он мог себе позволить некоторую ветреность.
Поскольку у Лисы раньше никогда автомобилей не угоняли, то он абсолютно не знал что нужно делать в подобных случаях. И он решил, что нужно отпроситься с работы, побежать в милицию и самому контролировать ход расследования. Отзвонившись своему начальнику и отпросившись с работы, Лиса выскочил в подъезд и чуть не сбил с ног поднимающегося к нему по ступенькам подъезда Ежа.
- О! – удивился тот. – Ты уходишь. А я к тебе шел…
- По поводу? – торопливо спросил Лиса.
- Слушай, дело такое, - начал говорить Ёж, - матери утром стало хуже. Мне позвонил ее доктор Петр Соломонович и назвал лекарство, которое нужно срочно купить. Он сказал, что если я не успею, то мама может умереть. Я подумал попросить тебя поездить по аптекам поискать это лекарство на твоей машине…
- Какой машине? – всплеснул руками Лиса. – Её угнали на фиг!!!
- Как угнали? – растерялся Ёж. – Вчера ещё…
- Вот так и угнали! - рассердился на непонятливость друга Лиса. - Вчера была, а сегодня уже нет!
- Ты на меня не ори! - обиделся Ёж. – Чего ты на меня орешь? Нет, так нет, поезжу своим ходом!
- А кто на тебя орет? Никто на тебя не орет! У меня просто нервы на пределе!
- Вот и придержи их в кулаке, мой тебе совет! – сказал Ёж и развернулся, чтобы уйти.
Лиса схватил его за плечо:
- Ладно, не быкуй! Что там с Анной Петровной, ты же говорил вчера, что она на поправку пошла?
- Вчера было все нормально, а сегодня ночью новый приступ, - хмуро ответил Ёж, - врач сказал, что жить ей осталось недели две…
- Он что, господь бог этот твой Василий Абрамович? Он что, все знает?
- Его Петр Соломонович зовут, - поправил Ёж. – Он очень хороший доктор. Я к нему специально мать положил, пришлось даже взятку дать, чтобы только он ее лечил…
- Так что это лекарство такое дефицитное?
- Редкое просто, - пояснил Ёж, - можно у нас и не найти.
- Давай двинем к Громову, - предложил Лиса, - у него его «Жигуль» на ходу, пусть тебя повозит.
- Да ну, ему сейчас не до нас, у него неприятности в университете, он же семинар прогулял, могут и уволить. Да и вообще…
- Тут такое дело, что не до университета, я считаю, - настойчиво повторил Лиса, - университетов много, а мать у тебя одна. Или я не прав?
Ёж молча согласился. Громова они застали дома в удрученно-неподвижном состоянии, сидящем на диване над большим желто-коричневой кожи чемоданом, крышка которого была закрыта, но замки отстегнуты.
Но сначала Ёж и Лиса обнаружили, что входная дверь Громова тоже не заперта на замок. Поэтому, толкнув дверь, они вошли в квартиру и увидели окаменевшего Громова, который невидящими глазами смотрел перед собой.
- Гром, ты чего? – осторожно спросил Лиса.
Но Громов даже не шевельнулся, продолжая буравить стену холодным взглядом.
- Что случилось-то? – снова спросил Лиса.
Только сейчас он заметил, что Громов сжимает в руке маленький помятый листок белой бумаги.
- Гром, очнись, - позвал Ёж, присев на корточки перед ним.
Громов протянул Ежу листок и сказал еле слышно, продолжая глядеть перед собой:
- Читай…     
Ёж взял листок, развернул, разгладил на ладони и прочел:
- Дорогой, милый, любимый мой… гм… а это не очень личное?
- Читай… - глухо попросил Громов.
- Прости меня, - продолжил читать Ёж, - я люблю только тебя, я не хочу что бы с тобой что-то случилось. Я понимаю, что ты не сможешь бросить своего сына и его невесту Алёну в беде. Но ведь и сто пятьдесят тысяч долларов у нас нет… Я видела вчера ваши лица… твое, Лисы, Ежа… я знаю, что они пойдут за тобой хоть в ад. Я догадалась что вы решили сделать. Вы решили поехать в Москву и отбить Павла у бандитов. Милый мой, Громов, вы не супермены, вас всех там убьют, а я не могу этого допустить. Я не смогу жить, зная что тебя больше нет на свете. В этом желтом чемодане сто пятьдесят тысяч долларов – возьми их, заплати выкуп за Павла. Прости меня, милый, любимый, единственный, я не могла поступить иначе! Не забудь забрать Ирочку из детского садика, поцелуй ее от меня, объясни ей все, придумай что-нибудь... И прошу вас всех – и тебя, Громов, и Лису, и Ежика - не нужно ввязываться в войну, я прошу вас, я хочу, чтобы вы были живы, чтобы мама Ежа выздоровела, чтобы Лиса радовался, гоняя на своей новой машине. Вы самые мои любимые люди, прощайте. Силов увезет меня за границу, он получил то, что хотел. Кем-то нужно жертвовать, чтобы спасти остальных и пусть это буду я. Простите меня за все… Я вас люблю. Ваша Маша.
- Я убью этого Силова, - процедил сквозь зубы Громов, - я его из-под земли достану!
- Как она могла так поступить? – сжал кулаки Лиса. – Она тебе что – ничего не сказала?
- Ничего, - ответил Громов, - я рано утром уехал в ректорат разбираться со своими прогулами московскими, меня пару часов не было. По дороге отвел Иришку в садик, а Маша дома оставалась. Я вернулся домой – ее нет, только этот чемодан стоит…
- Там правда сто пятьдесят тысяч баксов? – спросил Ёж.
- Я не считал сколько там, но он полный денег, - ответил Громов и в сердцах пнул чемодан ногой.
- Ну дела, - скрипнул зубами Лиса, - как из ведра сыплется всякое дерьмо на голову! У меня машину угнали, у Ежа матери опять плохо, я думал хоть с тобой мы как-то вчера вопрос порешили, а оно вон как обернулось!
- Что? – поднял глаза Громов. – У тебя твой «Фольцваген» угнали?
- Ну, - кивнул Лиса, - прямо из-под носа увели! Да фиг с ней с этой железякой, было бы о чем беспокоиться! Ежу надо срочно помочь – матери его лекарство нужно найти по аптекам поездить. А теперь я и не знаю что делать – и тебя одного не оставишь, и Ежу надо помочь. Ты, Гром, горячку не пори, погоди, мы за лекарством съездим, а потом к тебе вернемся и все попробуем обсудить, выход найти из создавшегося положения.
- Я с вами поеду, - сказал Громов, - только ты, Лиса, поведешь мой «Жигуль». Я не могу сегодня.
- Отлично, - кивнул Лиса, - по дороге подумаем что нам дальше делать. Где этот Силов живет, ты знаешь?
- Нет, - помотал головой Громов, - не было нужды узнавать…
- Мужики, - Ёж нервно взглянул на часы, - давайте в машине поговорим. Доктор сказал, что каждая минута на счету…
- Я сейчас, - сказал Громов и скрылся в туалете.
- Сдается мне мы в глубоком дерьме, - задумчиво произнес Лиса, - и как из него выбраться без потерь я пока не знаю…
- А мне кажется мне что и Павла, и Машу мы не вытащим, - шепотом добавил Ёж. - Одного кого-то из них можно постараться достать, но обоих – вряд ли…
- Да-а, это точно, - прошептал Лиса, - но как об этом Громову сказать?
- Не знаю, - пожал плечами Ёж, - пока эту тему не будем заострять. Слушай, а может быть, Маша сама захотела к этому Силову уйти, обставила все красиво, откупилась…
- Ты чего городишь-то? – прошипел Лиса. – Ты башкой думаешь?
- А чего такого? Я что не могу своих предположений высказать? От женщин всякого можно ожидать…
- Дурак ты, ни хрена не понял! Она собой пожертвовала, ради того, чтобы Громов, да и мы с тобой в пекло не полезли. Когда человек любит по настоящему, он готов умереть за любимого.
- Кто бы мне о любви говорил, сам женщин меняешь каждую неделю…
- Потому и меняю, что такая как Маша мне пока не попадалась. Все норовят только «до себе» загрести, замуж поскорее выскочить, а до меня им вообще дела нет!
- Что ж Громов там так долго? – занервничал Ёж. – Ведь не успеем же… Петр Соломонович сказал что каждая минута…
И тут Громов вышел из туалета. Лицо его было бледным, как молоко.
- Что на этот раз случилось?– спросил Лиса, уже устав, что каждая минута приносит одну неприятность за другой и оттого нервный юморок попер сам собой. - Обнаружил у себя глистов?
- Пистолета нет на месте, - ответил Громов ледяным тоном, не обратив внимания на туалетный юмор товарища.
- У тебя был пистолет? – поинтересовался Лиса. – Ты раньше об этом не говорил.
- Был у меня пистолет ТТ и обойма патронов, - кивнул Громов, - на всякий случай припрятал. Случай настал, а пистолета на месте нет.
- Я не думаю, что его взяла поиграться в садик Иришка, значит вывод один – его взяла Маша, - предположил Лиса, - она знала про пистолет и где он спрятан?
- Знала, - кивнул Громов, - я даже учил ее с ним обращаться.
- Что еще Маша забрала с собой? – спросил Лиса.
- Я не смотрел, - ответил Громов.
- А ты посмотри, - посоветовал Лиса.
- Мужики, я все понимаю, но время! - напомнил о себе Ёж. – Лекарство…
- Ладно, поехали, - махнул рукой Громов, - не хватало еще чтобы из-за меня с Анной Петровной что-то случилось!
Они в быстром темпе вышли на улицу и залезли в «Жигули» Громова.
- Я беру командование на себя, - сказал Лиса, заводя машину, - потому что ты, командир, ты извини, конечно, но сегодня ты неадекватен сам себе. У меня на данный момент самые маленькие неприятности и оттого я могу мыслить трезвее вас. Никто не против, что я сегодня покомандую?
Громов и Ёж промолчали, что Лиса воспринял как согласие.
- Короче, план такой, - продолжил он, выезжая со двора, - сейчас ездим по аптекам и параллельно думаем как нам найти Силова.
- Ну найдем - и что дальше? – спросил Ёж.
- Пока не знаю, но согласись, что лучше нам знать где эта гнида гнездиться, чем не знать, - убедительно произнес Лиса.
И Ёж согласился. Нужное лекарство они нашли в четвертой по порядку следования аптеке, и то только потому что в третьей им сказали адрес этой аптеки и то, что там это лекарство есть. Ёж уже сильно нервничал и подгонял едущего за рулем Лису, чтобы тот поспешил.
- Я итак на газ давлю до отказа, - ответил Лиса, - хочешь чтобы нас ГАИшники остановили?
И в это время его сотовый зазвонил. Лиса достал трубку их кармана, сначала посмотрел на номер звонившего, чтобы какая-нибудь из вычеркнутых из его жизни подружек не закатила в телефон истерику и, убедившись, что это не его подружка, приложил трубку к уху.
- Слышь ты, лох, слушай сюда, - произнес наглый визгливый голосок в трубке, - тачку свою хочешь вернуть?
- Кто это говорит? – нахмурил брови Лиса.
- Дед Пихто говорит, - с издевкой ответили в трубке, - не важно кто говорит.
- Что с моей машиной? – старясь быть спокойным, спросил Лиса.
- Машина твоя, лопушок, в порядке, - продолжили в трубке, - едет пока по неизвестной тебе дороге.
- Чего ты хочешь?
- Пока не знаю. Продавать ее муторно, на запчасти вроде жалко – машина не старая. Дай-ка, думаю, позвоню прежнему владельцу, могобыть захочет выкупить?
- Слышь ты, говнюк, - рассердился Лиса, - ты машину мою украл и мне же ее продать хочешь?
- Ты не особо-то возбухай, а-то трубку положу и не увидишь ты своей машины никогда больше. Я с тебя много не возьму – тыщи три «зеленых» отстегнешь и «тачка» снова твоя, понял?
- Три тысячи долларов? – переспросил Лиса.
- Ну не карбованцев же, - загоготала визгливым козлетоном трубка, - но долго ждать я не буду. Хочешь машину назад, находи деньги и жди от меня звонка. Я скажу куда подъехать. Ну что будешь выкупать или мне ее разбирать?
- Слышь, не разбирай, но мне подумать надо, - заметно занервничал Лиса.
- Короче, думай полчаса, а потом я тебе позвоню, въехал? И ты мне ответ дашь. Добазарились?
- Вроде да, - ответил Лиса, сунул трубку телефона в карман и чуть не сбил выскочившую на проезжую часть сгорбленную бабулю.
Со всей силы Лиса нажал на тормоза и бампер «Жигулей» замер в сантиметре от линялого подола бабусиной юбки.
- Да что ж такое!!! – в сердцах стукнул по рулю ладонями Лиса. – Что ж за день-то такой сегодня? Еще бабку раздавить не хватало! Как будто подстроил кто-то все специально!
Лиса высунулся в окно и закричал:
- Бабуля ты как, жива?
Та вместо того, чтобы испытать чувство вины за нарушение правил дорожного движения и чувство благодарности за молниеносную реакцию Лисы со всего маху ударила своей металлической клюкой по капоту «Жигулей» Громова. Но тот даже бровью не повел – он, казалось, был где-то очень далеко. Когда бабуля замахнулась второй раз, Лиса дожидаться удара не стал, сдал назад, объехал агрессивную старушку и помчался по проспекту по направлению к больнице, где лежала мать Ежа. 
- Как ты сейчас сказал? – спросил вдруг Громов, очнувшись от своего оцепенения.
- Что я сказал? – не понял Лиса.
- Ты сказал что-то важное, но я не помню что именно…
- Я сказал, что какой-то козел мне же мою машину хочет продать, – едва сдерживая свой гнев на все на свете, ответил Лиса.
- Нет, не это, - возразил Громов.
- Ну я не знаю, - пожал плечами Лиса.

19. Выкуп
Громов подъехал на назначенное Червонцем место когда еще туман мягкой ватой стелился по окрестным полям. Поворачивая на проселочную дорогу, он заметил стоящую у обочины красную автомашину «Ауди» с сидящими в ней двумя людьми мужского пола. Громову пришло в голову, что в семь утра просто так люди не будут сидеть в заведенной машине – наверняка это люди Червонца, которые поставлены тут на случай непредвиденных ситуаций.
Громов въехал на полянку, окруженную полуразрушенным забором и лесом. Справа виднелся остов какого-то промышленного строения. На полянке стояла серебристая «БМВ». Громов притормозил прямо напротив, метрах в десяти и поморгал фарами. Сразу же из иномарки вывалились трое бритоголовых парней крепкого сложения, которых Громов узнал – это именно они были с Червонцем в гараже, вооруженные автоматами и с ними сам Червонец.
Громов тоже вышел из машины. Он искал глазами Павла, но не находил его. Червонец присел на капот и закурил. Его охрана демонстративно как один уперлась кулаками в бока под полами курток, чтобы обнажить торчащие из-за поясов рукоятки пистолетов.
- Где мой сын? – крикнул Громов.
- В багажнике, - со смешком ответил Червонец.
- Надеюсь, это шутка? – крикнул Громов.
- Никаких шуток, дядя, - ответил Червонец, - не в салон же его сажать вонючку. Он провел все это время в выгребной яме, так что мыть тебе его придется месяца три.
Бандиты дружно заржали. Они явно пытались вывести Громова из себя, но он старался на их подколки не реагировать – держать себя в руках.
- Деньги привез? – крикнул Червонец.
- Привез, - ответил Громов, - сначала покажи мне Павла.
Червонец кивнул одному из своих, тот отошел к багажнику, открыл его и вытащил оттуда за шиворот Павла. Громов дернулся с места, но удержал свой порыв и остался стоять. Только желваки на его скулах бешено заходили. Бандит тащил Павла по земле как какую-то скотину на забой. Его сын не сопротивлялся, руки его безжизненно волочились по земле.
- Что вы с ним сделали? – сжимая кулаки, крикнул Громов.
- Ничего особенного, просто не кормили, - смеясь, ответил Червонец, - да он еще от нашей с ним последней встречи никак не отошел. Сам понимаешь, сидел в сыром подвале, голодный, избитый, что же ему теперь гопака плясать?
- Где сидел? – не сразу понял Громов.
Червонец рукой показал на полуразрушенное строение немного в стороне, где вероятно и был заточён Павел и опять захохотал.  Бандиты поддержали его.
- Давай бабки, забирай своего «обрубка», - крикнул Червонец, - но мне на глаза больше не попадайся. Резаный умер в реанимации по твоей вине. Деньги деньгами, а братва тебя порвать хочет. Сейчас мы тебя рвать не будем, но не дай бог наши пути еще раз пересекутся…
Громов вытащил из салона рюкзак с деньгами и пошел навстречу Червонцу, который потащил за шиворот навстречу ему по траве безжизненное тело Павла. Они сошлись посреди поляны.
- Ты зенками не сверкай, - усмехнулся Червонец, - а то заворот кишок будет от злости. Давай бабки быстро.
Он разжал руку и тело Павла безжизненно повалилось на траву. Громов, едва держа себя в руках, протянул бандиту рюкзак, а сам нагнулся и поднял сына на руки. Павел приоткрыл веки, безмолвно пошевелил губами и снова его глаза заволокло поволокой глубокого обморока.
Червонец тем временем торопливо развязал рюкзак, пошарил внутри, вытащил пачку долларов, поднес ее к носу и понюхал.
- А-а, краской пахнут, - сказал он с наслаждением, - новые, из банка? Или на принтере напечатал, вахлак воронежский?
Громов ничего не ответил, повернулся и понес сына в машину. Червонец размахнулся, кинул рюкзак своим. Один из бандитов поймал рюкзак, высыпал его содержимое на заднее сидение «БМВ» и достал портативный детектор проверки валюты.
- Слышь, ты, вахлак, - крикнул Червонец Громову, отступая к «БМВ», - пока не уезжай, я тебя еще не отпускал. Сначала все бабки проверим, потом можешь валить на все четыре стороны.
Громов нес Павла к «Жигулям», повернувшись спиной к Червонцу и его спину посреди лопаток щекотал неприятный холодок – бандиты могли в любое время выстрелить ему в спину. Но они не стреляли. Холодок на спине сменился мокрым пятном. Громов положил Павла, который все еще был без сознания, на заднее сидение своих «Жигулей» и повернулся. Червонец уже наблюдал как один из его братков складывает деньги обратно в рюкзак – видимо они остались довольны. Громов наблюдал за ними. Червонец крикнул ему:
- Можешь валить отсюда, придурок! Или тебе еще в табло напоследок дать?
Громов громко хлопнул дверью своих «Жигулей» и шагнул в сторону бандитов. Те насторожились, но не с опаской, а с издевкой.
- Чего тебе еще надо? – ухмыляясь крикнул ему Червонец. – В натуре, пинка для скорости захотел?
- Попрощаться хочу с тобой, - ответил Громов, - подойди.
- Больной, мля, какой-то этот Громов, - тихо сказал Червонец братве, - не было бы у меня договора с Силовым вахлака этого отсюда живым отпустить, я бы его затоптал в землю по шею. Но вы на стреме будьте, хер знает что у этого дурака на уме.
Червонец и Громов сошлись на том же месте, где состоялся обмен Павла на деньги. Громов полез во  внутренний карман куртки и Червонец струхнул.
- Ты че, чувак, смерти ищешь? – спросил он и губы у него предательски задрожали.
Но Громов достал не оружие, а обычное маленькое прямоугольное зеркальце.
- Посмотрись, - предложил Громов.
- Ты че, меня за пидара держишь? – засопел в обе ноздри Червонец. – Че я буду смотреться? Ты че, в натуре, баклан?
Но Громов все равно поднес зеркало к его лицу. Червонец мельком взглянул на сове отражение и снова на Громова. Он ожидал какого-то подвоха, но в чем был его смысл – он не понял. И тогда снова он взглянул в зеркальце. Там Червонец увидел искаженное злобой лицо и красную точку лазерного прицела на своем лбу.
- Дергаться не советую, - спокойно сказал Громов, - мой друг Лиса очень хороший снайпер не промахивается никогда.
- Ка-ка-кая лиса? – стал сильно заикаться Червонец, стараясь не дергать сильно головой, чтобы не ввести снайпера в заблуждение относительно своих намерений и не получить пулю в лоб. – Мне Силов обещал, что ты будешь один вообще…
- Силов тебя обманул, - ответил Громов, - больше в зеркало не будешь смотреться?
- Издеваешься, сука? – прошипел Червонец. – На понт меня берешь?
- Хочешь проверить? – спокойно спросил Громов. – Дернись только и тогда Лиса тебе точно в лоб припечатает.
- Чего ты хочешь, в натуре? – стараясь оставаться спокойным, спросил Червонец.
Невозмутимым быть у него не получалось.
- Повернись к своим и скажи им, чтобы выбросили свое оружие назад, - приказал Громов, - но для начала ты отдай мне свой «ствол».
- Ты же сдохнешь, падла, я тебя найду, - выдохнул Червонец, но его угрозы в создавшемся положении были смешны.
- На том свете, - пообещал Громов.
Бандит вытащил из-за пояса свой пистолет и отдал его Громову. После этого повернулся к «братве». Те, видя, что происходит что-то не то оружие свое повытаскивали из-за пояса, но стрелять без команды не осмеливались. Да и в кого им было стрелять – Громов спрятался за их крупным главарем. Червонец развернулся к своим бандитам и крикнул:
- Братаны, мы реально опрофанились! Стволы выкидывайте назад, за спину!
- Какого хрена? – закричал один крепыш, тот самый с золотой челюстью, что бил прикладом Громова в гараже и прицелился в сторону Червонца и Громова. – Ты, пидар, выходи, все равно живым не уйдешь!
И в это же время пуля снайпера пробила ему кисть той руки, которая сжимала пистолет. Крепыш завопил, оружие выронил и сам стал крутиться, как волчок на месте, разбрызгивая вокруг себя кровь. Остальные решили не рисковать, покидали пистолеты назад.
Внезапно за их спинами появился Ёж, который умудрялся на лету хватать оружие, которое бросали бандиты и складывать его в сумку.
- Руки вверх! – скомандовал бандитам Громов.
Те нехотя подчинились. Ёж подбежал к бандитам и ударами сапога в спину уложил и лицом вниз на траву. Через минуту все трое были закованы в наручники. Громов тем временем подогнал к ним Червонца, тыкая ему в спину пистолетом.
- Ну, фармазоны, вы попали, - злобно покачал головой Червонец, сверкая зенками то на Ёжа, то косясь на стоящего чуть сбоку Громова, - не жить вам!
Громов размахнулся и рукоятью пистолета ударил его по затылку. Червонец без сознания свалился в траву рядом со своей безмолвствующей братвой.
- Ну и чего мы с ними делать будем? – спросил Ёж. – Перестреляем что ли всех?
- Наверное, - равнодушно бросил Громов, подмигнув напарнику, - а что мы с ними таскаться что ли по всей Москве будем? Зачем нам лишний груз?
- Э, мужики, - поднял голову один из бандитов – второй автоматчик из гаража, - в натуре, на хрена вам нас убивать? Чего мы вам сделали?
- Молчи! – приказал ему Ёж и прижал его голову армейским сапогом к земле.
- Чего сделали? – с притворным удивлением спросил Громов. – А ты забыл как меня в гараже прикладом автомата двинул и не раз?
- Мне Червонец приказал тебя ударить, а так ведь ничего личного, мужик, - выкрутился бандит, - я же на работе был! Как я мог отказаться?
- Не ту работу ты себе нашел, парень, - ответил ему Громов, - теперь придется за свои проступки отвечать.
- С кого начнем отстрел? – деловито спросил Ёж.
- У-у-у, - завыл тот бандит, что был ранен.
А третий жалобно попросил:
- Мужики, пожалуйста, не убивайте меня, лучше ментам отдайте. У меня жена Оксана и дочке пять лет позавчера исполнилось. Не убивайте меня, пожалуйста…
- А что же нам с вами делать-то? – спросил Громов.
- А вы посадите нас в ту яму, в которой ваш парень инвалид был, - предложил тот, у которого была жена Оксана, дочери пять лет, а сообразительности побольше чем у двух других, - мы будем там сидеть...
После минуты размышлений Громов произнес:
- Ладно… не хочется мне вашей кровью руки марать… здесь все-таки не война… показывайте где эта яма.
Бандиты с готовностью погрузились втроем в узкий колодец метра полтора на два, заполненный нечистотами и грязью. Громов задвинул над их головой люк, закрыл его створки на замок, который валялся здесь же рядом и ключ забросил далеко в кусты.
К этому времени очнулся от удара Червонец, приподнял голову с травы и увидел армейские ботинки Ежа. К этим ботинкам приблизились запачканные землей кроссовки «Adidas». Бандит, не рискуя встать, поднял глаза и увидел рядом с тем человеком, который выскочил из кустов за спиной его братвы, снайпера с винтовкой, чей лазерный прицел еще недавно «гулял» у него на лбу. Подошел Громов.
- Вставай, - сказал он Червонцу.
Тот медленно поднялся с земли и демонстративно, чтобы показать свое пренебрежение, сплюнул под ноги троим друзьям. Громов коротко размахнулся и ударом в челюсть отправил бандита обратно в аут. Затем он подскочил, прижал его коленом к земле, а стволом пистолета, который у него же и отобрал, прицелился Червонцу в лоб.
- Учти, у нас времени мало, - сказал Громов, - поэтому разговор с тобой будет очень быстрым и коротким. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Понял?
- Да пошел ты в жопу, - прохрипел Червонец.
Громов размахнулся и рукой, в которой был зажат пистолет, двинул бандиту по скуле. Голова того мотнулась, глаза на мгновение остекленели, но быстро вернулись в нормальное положение. Червонец привык держать удар.
- Где мне найти невесту моего сына Алёну? – спросил Громов.
- Шлюху что ли? – ухмыльнулся разбитыми в кровь губами бандит.
Громов снова размахнулся и двинул Червонца по другой скуле, с другой стороны. На этот раз удар был сильнее и Червонец потерял сознание. Громов убрал колено с его груди, встал и отошел в сторону. Червонец быстро пришел в себя, утер кровь, помотал головой, стараясь стряхнуть с себя остатки забвения и со злобой затравленного волка посмотрел на Громова.
- Если хочешь остаться живым, будешь нам помогать, - предложил ему Громов.
- Можно подумать ты оставишь меня живым? – хмуро ухмыльнулся Червонец.
- Мне твоей смерти не нужно, - ответил Громов, - сейчас мне нужно найти Алёну и уехать из Москвы. Деньги, которые я привез как выкуп за Павла, я заберу обратно – они мне самому пригодятся. А тебе я обещаю - если ты поможешь мне найти невесту моего сына, я тебя отпущу.
- Где мои пацаны? – спросил Червонец, оглядываясь.
В то время, когда Громов упрятывал бандитов в колодец, где раньше томился Павел, Червонец был без сознания и поэтому ничего не видел.
- Твои «пацаны» пока посидят под замком, - сказал Громов, - когда мы тебя отпустим, ты приедешь сюда и освободишь их.
- Ладно, - сказал Червонец, вставая, - я приведу вас к Целкунчику, а с ним сами разбирайтесь. Где он держит свою шлю… то есть Алёну, я не знаю…
- На перекрестке в красной «Ауди» - это твои люди сидят? – спросил Громов.
- Мои, - неохотно ответил Червонец.
Он-то думал, что посадил незаметную засаду для глаза, а Громов его сразу же раскусил.
- Позвони им, скажи, чтобы уезжали, - приказал Громов, - и быстро. А мы на твоей «БМВ» поедем. Она как-то неприметнее, стекла, опять же, тонированные.
Червонец понимал, что спорить бесполезно и лучше ему подчиняться всем указаниям победителей, чтобы попытаться сохранить свою жизнь.
- Пока мы с ребятами займемся Павлом, а ты посидишь в наручниках, нас подождешь, - продолжил Громов.
Ёжов закрутил руки бандита назад и на запястьях Червонца щелкнули железные «браслеты». Его положили носом в траву на холодную землю. Червонец со злостью сорвал зубами стебель одуванчика и стал с остервенением его жевать, как будто несчастное растение было виновато, что его, грозу микрорайона вот так позорно обезоружили и уложили «отдыхать». Ёж остался сторожить Червонца, а Лиса и Громов пошли к Павлу.
Громов подошел к своим «Жигулям» и заглянул внутрь на сидение где полулежал его сын. Павел, увидев отца сквозь свои полузакрытые веки, едва заметно улыбнулся покрытыми кровавыми коростинами губами и хотел что-то сказать, но сил у него не было. Громов влез в салон, положил голову сына себе на ладонь, а Лиса тем временем принес из багажника термос с бульоном и налил в пластмассовый стаканчик теплой питательной жидкости.
- Пей, - сказал Громов, поднеся бульон к разбитым губам сына.
Тот напрягся и сделал несколько глотков. Потом закашлялся и по телу его пробежала судорога.
- Похоже, он вообще ничего не ел все это время, - предположил Лиса.
- Ел, - тихо произнес Павел, - там внизу были червяки… дождевые… однажды я поймал крысу… я ел…
Громов сквозь стекло машины с ненавистью посмотрел на лежащего на земле Червонца – ему захотелось его убить. Но бандит еще пока был им нужен, поэтому Громов сдержал свой гнев. Лиса тем временем, чтобы не мешать общению отца с сыном пошел к Ежу, который сторожил Червонца.
- Если бы я был целым, я бы умер с голода, - попытался шутить Павел, - а так я получеловек безногий, поэтому мне и еды надо полпорции…
- Тихо-тихо, Павел, - сказал Громов, - потом все расскажешь. Тебе сейчас силы беречь надо. Попей еще бульона.
Павел снова припал к чашке, выпил все до дна.
- Вот и хорошо, - радостно произнес Громов, - жить будешь, выкарабкаешься! Ничего, все будет нормально! Мы еще заживем с тобой лучше всех! Пока отдыхай, мы через полчаса поедем дальше дела делать, а ты с нами поедешь. Не бросим же мы тебя здесь нас ждать?
- Я с вами, - прохрипел Павел, - а куда вы? Разве не в Воронеж?
- Нет, Павел, - помотал головой Громов, - тебя мы выручили, а теперь за Алёной поедем! Я же тебе обещал, что мы и тебя, и ее вытащим.
- За Алёной? – не мог поверить словам отца Павлик. – Я думал… я даже не мечтал об этом…
- Ничего, сын, вместе мы сила!!! – сказал Громов. – Держись!
- А кто эти люди? – спросил Павел, глазами указав на Лису и Ежа.
- Это мои самые верные друзья, - ответил Громов, - дома поближе с ними познакомишься. А теперь отдыхай пока, а я пойду поговорю с Червонцем.
Когда Громов приблизился, Лиса и Ёж подняли бандита на ноги. Громов подошел к нему вплотную и сказал:
- Сейчас ты позвонишь Целкунчику и договоришься с ним о встрече.
- И что я ему буду говорить? – зло бросил бандит.
- Не переживай, жлоб, - ответил ему Лиса, - историю, которую ты ему расскажешь, я для тебя давно придумал. А я великий сказочник, так что слушай и запоминай.
Минут через двадцать Червонец позвонил Целкунчику, пересказал ему «сказку» сочиненную Лисой и, отключив телефон, пробурчал:
- Он будет на месте как договорились…
- Отлично, - произнес Громов.
- Вы же из меня крысу сделали, - сквозь зубы процедил Червонец, - меня теперь свои же и убьют за то, что я «братана» сдал.
- Крысу ты сам из себя сделал уже давно, - ответил Громов, - кроме того, ты сам выбрал кем быть – крысой или в живых остаться. Поехали, времени мало. Мы с Ежом на «БМВ» поедем, она Целкунчику знакома, да и стекла тонированные, а Лиса с Павлом на моих «Жигулях» за нами. Ты Червонец будешь в наручниках, уж извини, доверия к тебе у меня лично никакого. Сядешь вперед и знай, если что не так, я тебе сзади моментально башку продырявлю. Я понятно изъясняюсь?
Червонец ничего не ответил, да и что было отвечать – его ответ ничего не мог поменять. Минут через десять все заняли свои места в автомобилях. Ёж завел мотор «БМВ», нажал на газ и выехал на дорогу. Некоторое время все молчали, а тишину нарушил сам Червонец.
- Как вы все сюда приехать смогли, я не пойму? – спросил он. - Мне Силов обещал, что один из вас будет возле постели умирающей мамаши сидеть, а второй за своей машиной угнанной поедет куда-то под Питер?
В ответ и Громов, и Ёж громко расхохотались, но ничего бандиту не ответили. Но каждый вспомнил как именно это все это случилось.
20. Догадка
Со всей силы Лиса нажал на тормоза и бампер «Жигулей» замер в сантиметре от линялого подола бабусиной юбки.
- Да что ж такое!!! – в сердцах стукнул по рулю ладонями Лиса. – Что ж за день-то такой сегодня? Еще бабку раздавить не хватало! Как будто подстроил кто-то все специально!
Лиса высунулся в окно и закричал:
- Бабуля ты как, жива?
Та вместо того, чтобы испытать чувство вины за нарушение правил дорожного движения и чувство благодарности за молниеносную реакцию Лисы со всего маху ударила своей металлической клюкой по капоту «Жигулей» Громова. Но тот даже бровью не повел – он, казалось, был где-то очень далеко. Когда бабуля замахнулась второй раз, Лиса дожидаться удара не стал, сдал назад, объехал агрессивную старушку и помчался по проспекту по направлению к больнице, где лежала мать Ежа. 
- Как ты сейчас сказал? – спросил вдруг Громов, очнувшись от своего оцепенения.
- Что я сказал? – не понял Лиса.
- Ты сказал что-то важное, но я не помню что именно…
- Я сказал, что какой-то козел мне же мою машину хочет продать, – едва сдерживая свой гнев на все на свете, ответил Лиса.
- Нет, не это, - возразил Громов.
- Ну я не знаю, - пожал плечами Лиса.
- Он еще говорил, что день хреновый, - напомнил Ёж.
- Да! – вспомнил Громов. – А потом сказал, как будто кто-то все это подстроил!
- Ну и что? – одновременно спросили Лиса и Ёж.
- А если и правда все эти ваши проблемы подстроены? – спросил Громов. – Чтобы вы не могли мне помочь освободить Павла, тот же Силов нагрузил вам своих проблем!!!
- Это бабулю, которую я чуть не сбил? – не понял Лиса.
- Нет, автомобиль, который у тебя утром угнали! – пояснил Громов. – Бабуля как раз случайно на дорогу выскочила!
- Машину-то можно угнать, - сказал Ёж, - денег дал кому надо, они все сделают без шума и пыли. А что с моей матерью?
- А врачу нельзя денег дать что ли? – начал вникать в суть догадки Громова Лиса. – Запросто! Дал например Силов твоему Петру Израилевичу штуку долларов, чтобы он тебя за нос поводил, подсунул тебе «левые» анализы и все. Ты в панике!
- Нет, Петр Соломонович хороший врач, - помотал головой Ёж, - хотя… хрен его знает… как его проверить?
- Есть у меня по этому поводу кое-какие мысли, - сказал Лиса, - но сначала я хочу «пощупать» морду вон тому очкастому гаду, который за нами хвостом ездит. Я думал что мне показалось, что за нами следят, но теперь-то точно знаю, что он на «хвосте» у нас сидит.
- Погоди, - удержал Громов уже пытающегося выйти из машины Лису, - сейчас наше преимущество перед ними как раз в том, чтобы они не знали, что мы догадались обо всем. Пусть они держат нас за лопухов, а мы этим воспользуемся. 
Так Себастьян «засветился» в первый раз и даже не догадался об этом.

Громов и Лиса подъехали к Петру Соломоновичу в больницу вместе с Ежом. Но их к Анне Петровне не пустили. Обратно от матери озадаченный Ёж вышел уже вместе с лечащим врачом.
- Петр Соломонович, - спрашивал Ёж, - я, конечно, не врач, но мне кажется, что мама чувствует себя хорошо, ничего у нее не болит. Она сама мне об этом сказала.
- Само собой, - ответил доктор, глазки которого пугливо бегали туда-сюда, - это явление носит название по латыни… хотя латынь вам ничего не скажет. Мне не хотелось вам этого говорить, но раз уж так вышло, я вам скажу, что многие больные во время критического, предсмертного состояния чувствуют себя совершенно здоровыми. Но анализы говорят об обратном. Вы же видели анализы?
- Да, я видел, но я в них ничего не понял, я же не врач, - ответил Ёж.
- Это не имеет значения, что вы не врач, вы должны мне верить, гм-гм, - тараторил Петр Соломонович, - сделаем все возможное, гм-гм, а теперь извините, мне пора, я должен идти, у меня много больных.
- А мне-то что теперь делать?
- Вам нужно быть все время со мной на связи, стараться побольше бывать с матерью…
- Но мне нужно на некоторое время уехать по делам, - вполголоса произнес Ёж.
- Что вы! Что вы! – испугался доктор. – Ни в коем случае! Ваше присутствие придает Анне Петровне силы! Неужели ваши мифические дела дороже для вас родной матери? Кроме того, нам могут понадобиться еще лекарства! И мне не хотелось бы вас расстраивать, но летальный исход возможен в любую минуту! Вам дорога ваша мать?
- Конечно, - дрогнувшим голосом ответил Ёж.
- Тогда вы должны быть рядом с ней, - сказал доктор.
- Я буду рядом, - пообещал Ёж.
- Хорошо, - кивнул Петр Соломонович, - я пойду и жду вас завтра.
Он зашел в больничный коридор, из него в туалет, вытащил из кармана халата таблетки привезенные Ежом для матери, смыл их в унитаз, а коробочку от таблеток выбросил в урну. После этого вяло пробормотал какое-то ругательство, из которого различить можно было только: «Зачем я за это взялся… но я же не мог отказаться». Сказав это Петр Соломонович вышел из туалета и пошел по своим делам.
Громов был слегка психологом, поэтому для него не было большим трудом убедиться, что его предположение, по крайней мере, процентов на пятьдесят – правда.
Чтобы убедиться в своих догадках, друзьям пришлось встретиться со «светилом» медицины поздно вечером возле его дома.
Петра Соломоновича не пришлось даже бить. Ему достаточно было увидеть в темноте двора три темных силуэта, в одном из которых узнать Ежова, что бы сразу же во всем немедленно сознаться.
- Я не хотел, - забормотал Петр Соломонович, отступая, - меня практически заставили…
- Кто тебя заставил? – спросил Громов, надвигаясь.
- Я его не знаю, - испуганно проговорил врач, - человек такой, наголо бритый, весь из себя представительный с охраной. У него нос тонкий и очки…
Громов, Ёж и Лиса сразу же узнали в описании Петра Соломоновича того самого человека, который следил за ними сегодня с утра и только под вечер, когда они сымитировали расхождение по домам,  отвязался.
- Как он представился? – спросил Громов.
- Никак, - холодея от страха, прошептал врач, - он не говорил как его зовут…
- Ты, врач чертов, - не на шутку рассердился Ёж, - ты же клятву Гиппократа давал! Я сутки не спал, не знал куда себя деть, думал, что мама умирает, да я тебя по стенке сейчас размажу!!!
- Не надо, - закрыл голову руками врач.
Громов и Лиса удержали Ежа.
- Как ты мог вообще так поступить? – спросил Ёж, успокоившись. - Ты что, гад, какими-то таблетками мою мать пичкаешь, чтобы она умерла?
- Ничего такого я не делаю, - вжался в стену эскулап, - я ничего теперь не даю ей кроме витаминов! У Анны Сергеевны теперь все в порядке, ей ничего не угрожает. Меня запугали, мне дали денег, меня заставили, я не хотел… с ней все будет хорошо, я вам клянусь.
- Точно все будет хорошо? – нахмурился Ёж.
- Я вам клянусь здоровьем своей семьи!!! – вскричал Петр Соломонович и сложил в молении о пощаде руки. – Не убивайте меня, пожалуйста, я вас очень прошу!
- Короче так, - сказал Громов, прижав доктора к стене, - о нашем разговоре никому ни слова. Продолжай все делать так как тебе сказал этот «представительный человек в очках». Но помни, если с Анной Петровной что-то случиться, я лично тобой займусь!!!
- И я, - добавил Лиса.
Ёж промолчал, но и без того было ясно, что он в стороне не останется. Петр Соломонович готов был рухнуть в обморок, но держался пока. 
После встречи с доктором, Громов и его друзья в громовских «Жигулях» обсуждали что же им делать с «Фольксвагеном» Лисы, который был украден неизвестными. «Прижимать» Себастьяна, который за ними неусыпно следил, было рановато – это могло спугнуть как говорится «более крупную рыбу». Лиса практически смирился с потерей автомобиля, сидел хмурый и помалкивал. Вариантов того как им вернуть машину и одновременно помочь Громову в освобождении сына не было никаких.
Неожиданно зазвонил мобильник Лисы. Он взглянул на дисплей телефона, на котором определился номер звонившего, глаза его округлились и он протянул трубку Громову.
- Это Маша, - сказал он.
Громов непроизвольно вздрогнул, схватил трубку.
- Маша, это ты? – закричал он. – Где ты? Я звонил тебе на мобильный, когда увидел, что телефона нет дома. Но он был отключен!
- Погоди, Громов, у меня совсем нет времени, - сказала Маша, - я спрятала телефон внутри Иринкиного игрушечного верблюда.
- Ирочка его искала…
- Он у меня, не перебивай!
- А пистолет? – не удержался Громов.
- И пистолет тоже… - ответила Маша.
- Зачем ты взяла пистолет?
- На всякий случай, - сказала она, - Громов, ты за меня не беспокойся. Я поставила условие Силову, что пока ты не вернешься из Москвы вместе с Павлом, он ко мне не подступится… так что бери деньги, выкупай сына!
- А что потом? Что значит не подступиться? Да я убью его!!!
- Потом будет видно, - ответила Маша, - я люблю только тебя, Громов, и никакой больше мужчина ко мне не прикоснется…
После этих слов жены Громов понял зачем Маше нужен был его пистолет.
- Где ты? – закричал он в трубку. – Скажи где ты и я тебя вытащу!
- Я не знаю где я, - ответила Мария, - даже приблизительно не имею представления… Как там Иринка?
- Она сейчас у бабушки, - торопливо проговорил Громов, - очень скучает по тебе. Я ей сказал, что ты уехала, но скоро приедешь домой.
- Скоро… - автоматически повторила Маша. – Громов, езжай за Павлом. Какое-то время я продержусь, Силов не смеет ко мне приставать, но он сказал, что хочет увезти меня за границу. Уже оформляется наш с тобой развод в суде, а потом Силов хочет нас с ним поженить даже без нашего участия.
- Я вернусь из Москвы и вытащу тебя! – пообещал Громов.
- Хорошо, - понизив голос сказала Маша. – Все, я больше не могу говорить, за мной постоянно следят.
Громов услышал как смывается вода в унитазе и разговор прервался. Очевидно Маша разговаривала с ним, закрывшись в туалете.
- Надо нам торопиться, спешить в Москву, - сказал Лиса, - а потом вернуться и навестить Силова у него дома. Я давно мечтал узнать что кушает за обедом олигарх…
- А твой «Фольксваген» бросим на произвол судьбы? – спросил Ёж.
- Да фиг с ним с «Фольксвагеном»! – сказал Лиса. – Чтобы я из-за куска железа двух лучших друзей потерял! Тем более что я уже скоро куплю себе новый автомобиль.
- Ага, купишь, - ухмыльнулся Ежов, - на какие шиши ты его купишь?
- На те самые, что нам достались от Силова, - хитро ответил Лиса.
Громов и Ёж внимательно посмотрели на товарища. Лиса почесал свой длинный нос и изложил друзьям свой план, который они с блеском и провернули недалеко от Москвы на полянке возле полуразрушенного строения в подвале которого томился Павел.

23. Освобождение Алёны
Целкунчик повернулся и пошел к двери, ведущей в подвал.  Они спустились по ступенькам, прошли по длинному коридору, у железной двери с «кормушкой» как в тюрьме, остановились. Целкунчик вытащил из кармана связку ключей, одним из них отворил двери и потянул ручку на себя. Тяжелая дверь заскрипела, как настраивающийся симфонический оркестр, свет из коридора упал в камеру, в которой Громов едва смог различить сжавшуюся в комок в уголке полуобнаженную девушку.
От прежней Алёны и даже от прежней «Мелис» не осталось и следа. На худом, покрытом синяками лице, застыл животный страх, грязные запутавшиеся волосы космами свисали на голые плечи. На шее у девушки был затянут широкий ошейник с цепью, прикованной к стене.
Громов на мгновение оцепенел от увиденного, но вдруг сверху рассыпанным горохом зазвучали выстрелы и сразу же Целкунчик бросился на Громова, схватил его обеими руками за запястье, пытаясь отобрать пистолет. Но Громов быстро повернулся к нему, нанес удар коленом в пах, а потом боднул головой прямо в нос.
Целкунчика отбросило к стене, Громов атаку не остановил, продолжая наносить удары, пока сутенер не повалился без чувств на пол. Потом он побежал наверх с пистолетом наготове и осторожно выглянул наружу. Около двери валялась окровавленная немецкая овчарка, которая семенила лапами, подыхая. Чуть поодаль лежал тот самый охранник, что встретил их у ворот. По положению тела и растекающейся из-под спины лужи крови Громов понял, что он мертв. Второго, неизвестно откуда появившегося охранника дома Целкунчика – седого, усатого толстяка прижал к земле Ёж и наносил ему один за другим удары в голову.
- Что случилось? – спросил Громов.
- Я сам не сразу понял, - ответил Ёж, - стоял тут, вдруг пес заскакивает и на меня. Я его пристрелил, залетел этот…
Ёж ткнул стволом пистолета в убитого охранника.
- А потом из другой двери еще один, - продолжил Ёж, - чуть было меня не прострелил. Первая пуля в сантиметре от плеча прошла. На мое счастье у него пистолет заклинило, иначе бы я сейчас уже с тобой не разговаривал.
- Выходит, соврал Целкунчик, что у него один охранник в доме, - сказал Громов. 
- Выходит, соврал, - согласился Ёж, - но не это странно. Что это они решили на нас кинуться? Может быть, Целкунчик какую тревожную кнопку нажал, ты не видел?
- Вроде бы ничего не жал, - ответил Громов, - фиг его знает. Ладно, пойду я вниз.
- А я пока этого допрошу, - сказал Ёж, указав на избитого усатого толстяка, - кто им дал команду на нас напасть.
Громов опять спустился в подвал, где пришедший в себя Целкунчик уже пытался подняться на ноги. Но этого сделать ему не удалось. Проходя мимо Громов ударом локтя в челюсть вновь отправил сутенера в нокдаун. Замученная девушка в это время забилась подальше в угол и закрыла голову руками. Громов зашел к ней в камеру.
- Здравствуй, Алёна, - поздоровался Громов, - ты меня узнаешь?
- Вы отец Павла, - ответила она еле слышно.
- Да, - кивнул Громов, - я пришел освободить тебя. На этот раз ты со мной пойдешь?
- Я боюсь, - ответила Алёна, - они все равно нас найдут и убьют. Мне страшно. Вы не знаете, что это за люди. Это не люди, они хуже фашистов.
- Где ключи от ошейника?
- У него, - ответила девушка, указав худой грязной рукой на Целкунчика с кашлем плюющего кровь в коридоре.
Громов подошел к сутенеру и спросил:
- Где ключи от ошейника?
- В двери, - опасливо косясь на него, ответил Целкунчик.
Громов вытащил ключи, про себя отметив, что чуть не допустил промашку. Если бы Целкунчику удалось подняться, то он мог бы закрыть его в камере вместе с Алёной. «Ну и что дальше? – про себя усмехнулся Громов. – Наверху ведь Ёж, мимо него не пройдешь!». Получился каламбур. Громов улыбнулся. Похоже их дело было на три четверти сделано. Осталось только вернуться в Воронеж.
Громов освободил Алёну, помог ей подняться. Но девушка идти сама не могла и Громов взял ее на руки, не выпуская из ладони пистолета. Он вышел и остановился напротив Целкунчика. Тот не отрываясь глядел на дуло громовского пистолета.
- Че, убьешь меня? – испуганно спросил он. – Обещал ведь не убивать?
- Ты сам себя убил уже давно, - сказал ему Громов, - заходи на ее место.
Он кивнул в сторону камеры. Целкунчик поторопился выполнить приказ. Громов закрыл его там, повернулся и пошел к выходу.
- Нам нужно поспешить, - торопливо сказал ему Ёж, когда Громов с Алёной на руках поднялся наверх. – Оказывается те двое бандитов, которые приехали на встречу с Червонцем вместе с Целкунчиком и которых Лиса оставил колеса менять, позвонили сюда этому толстому охраннику, которого я бил и спросили - нет ли здесь хозяина? А когда узнали, что мы приехали сюда вместе с ним, то сказали, чтобы нас задержали. Вот они и попытались задержать.
Он кивнул на неподвижное тело толстяка, который валялся возле окна.
- Ты убил его что ли? – спросил Громов.
- Нет, просто ему сильно перепало, - ответил Ёж, - думаю, он не скоро оклемается. Может быть, через месяц-два. Слушай, Гром, нам нужно уезжать, потому что «братва» Целкунчика здесь будет с минуты на минуту.
- Поехали, - согласился Громов.
За воротами особняка их ждал возмущенный Лиса, подъехавший на «Жигулях».
- Чего вы меня не подождали? – кричал он. – Зашли без меня, я слышу там стреляют, блин, попытался перелезть – весь искололся колючкой.
- Да, стареешь ты брат, - посмеялся над ним Ёж, - какой-то трехметровый забор для тебя уже преграда.
- Я снайпер, а не скалолаз, - ответил Лиса и обратил внимание на Алёну, - что они с девушкой сделали, гады? Ты, Гром, кончил этого сутенера?
- Оставил в подвале, - ответил Громов, укладывая Алёну на заднее сидение «БМВ».
- Зря вы Целкунчика не убили, - еле слышно произнесла девушка, - он теперь будет вам мстить…
- Захлебнется, - ответил Громов, укрывая ее пледом.
- А где Павел? – спросила Алёна.
- Он в другой машине, - ответил Громов, - ты его скоро увидишь.
- Нет, - помотала головой Алёна, - я не хочу, чтобы он видел меня такой…
- Поехали, - поторопил Ёж.
Громов подошел к багажнику, за шиворот вытащил оттуда Червонца, кинул его на землю, а рядом с ним бросил ключи от камеры где был закрыт Целкунчик.
- Это ключи от подвала, где закрыт твой друг сутенер, - сказал Громов, - он, между прочим, на тебя очень зол. Сказал, что ты скрысился, продал его и теперь он тебя братве сдаст.
- Сука, - прошептал Червонец.
- А я тебя отпускаю, как и обещал, - продолжил Громов, - мне ты больше не нужен, скоро до тебя твои же брателлы доберутся!
Сказав это, Громов сел в автомобиль Червонца и сильно хлопнул дверью. Через несколько секунд и «БМВ»,  и «Жигули» скрылись из виду, а Червонец, постояв еще какое-то время побежал в дом Целкунчика. Он забежал в подвал и крикнул:
- Брателла, где ты?
Из-за железной двери раздался слабый голос Целкунчика. Червонец подбросил на ладони ключи, подошел к двери и отворил ее. Посреди камеры на корточках сидел сильно избитый сутенер.
- Что, досталось? – спросил Червонец. – Отымели нас с тобой лохи, как хотели…
- Это ты, сука, меня сдал, - сказал Целкунчик, поднимаясь, - ты меня в капкан заманил, козел, шкуру свою спасая!
- Ладно-ладно, успокойся, - миролюбиво произнес Червонец, приближаясь к нему, - надо все обсудить,  подумать…
- Чего тут думать? – вскипел Целкунчик. – Ты меня сдал, гнида! Сам попался как лошок и меня сдал! Ты как пидар последний поступил!
- Ну ты со словами поосторожнее, - нахмурился Червонец, - ответишь…
- Ответишь ты! – прошипел ему прямо в лицо сутенер.
После этого он повернулся и собрался выйти из камеры, но тут в руках Червонца блеснуло лезвие длинного ножа, предусмотрительно взятого бандитом им на кухне. Червонец размахнулся и несколько раз всадил и вытащил лезвие в бок Целкунчика. После третьего удара он оставил нож в теле, отскочил от хлынувшей крови, чтобы не запачкаться, а Целкунчик повалился на бетонный пол.
- Сука, ты никому ничего уже не скажешь! – прошептал он бьющемуся в предсмертной агонии сутенеру.
Затем выбежал на улицу, но было поздно – к воротам уже подъехал «Мерседес» мертвого сутенера с его «братанами». Червонец выругался, побежал обратно, упал на пол и замер. Вскоре в дом забежали Человек без шеи и Сломанный нос с «пушками» наготове.
- Кажись, опоздали, - сказал Нос, осторожно оглядываясь.
- Да-а, - подтвердил человек без шеи.
- Брателлы, помогите, - позвал голос из подвала.
- Осторожнее, - тихо сказал Нос и сам мелкими шагами, переступая в бок заглянул, одновременно целясь, за дверь.
Там на полу лежал Червонец и стонал от «боли».
- Брателлы, помогите, у меня кажется все внутренности оторвались, - прохрипел Червонец.
- Где Целкунчик? – спросил Нос.
- В подвале, - ответил Червонец.
- Живой? – уточнил человек без шеи.
- Не знаю, - помотал головой Червонец, - я только что пришел в себя... меня самого здорово глуханули…
- Кто глуханул-то? – с раздражением спросил Нос. - Ты Целкунчику стрелку забил, ты за все в ответе. Ты кого к нему в дом притащил? 
- Слушай, ты на меня не наезжай, - поднимаясь по стене ответил Червонец, - я перед братвой отвечу, а не перед «шестеркой».
Сломанный нос заскрипел зубами, но ничего не сказал – в бандитской «табели о рангах» он был не на высшей ступени и потому открывать свой рот на «бригадира» не имел права. Но человек без шеи не был настолько проницательным как его напарник – он был отморозком, поэтому ему было начхать на табель о рангах.
- Ты тут не залупайся, - сказал человек без шеи, - если с Целкунчиком что случилось, прямо тут ответишь. Он с тобой поехал.
- Слушай ты, деревянный, он со мной поехал, а наехали на него, - сказал Червонец, - или ты меня в западле хочешь уличить? Ты Червонца в западле хочешь уличить, пацан? Ты еще в подгузники срал, когда я на войне духам бошки отворачивал!
- Не ну ты не кипятись, - попытался оправдаться человек без шеи, - я разобраться хочу.
- Хочешь разобраться – иди в подвал, посмотри что с Целкунчиком, - сказал Червонец.
Человек без шеи счел разумным подчиниться и побежал в подвал. Сломанный нос хотел загладить вину за свой «несправедливый» наезд на авторитетного бандита, поэтому решил поддержать разговор:
- Так это… - начал он. – Че как вообще случилось?
- Ты про что? – спросил Червонец, присев на стул у стены.
- Ну ты позвал Целкунчика телок смотреть и что дальше?
- Заманилово это было, - ответил Червонец и стал самозабвенно врать, выгораживая свою задницу, - бабы подставные оказались. Целкунчику понравились, мы поехали дела наши перетереть с теми чуваками, которым они бабло были должны. Мы приехали на место, а там человек пятнадцать с автоматами. Короче, подставили меня.
- Что за пацаны-то?
- Не пацаны, а бакланы, - ответил Червонец, - помнишь в гараж вы приезжали с Целкунчиком, мы еще инвалида там мудохали? И там был еще мужик такой крепкий Громов?
- Ну?
- Так вот, этот Громов собрал себе армию в Воронеже и приехал сюда…
- Че откат что ли сделал, за то что его прессанули в гараже? Или че?
- Ему баба была нужна, которую Целкунчик тут в подвале держал, - пояснил Червонец.
- Мелис что ли?
- Она самая, из-за нее весь сыр бор…
В это время из подвала выбежал Сломанный нос и выпалил:
- Целкунчика подрезали наглухо ножом, я пульс проверял, он «озяб»…
- Вот суки! - картинно возмутился Червонец. - Они бы, брателлы, и меня не пожалели, тоже бы кончили, да вы их спугнули, когда приехали сюда. Ладно я повалил за своей братвой, буду собираться в Воронеж. Этого Громова там найду, всю его семью вырежу, а самого за яйца подвешу!
- Мы с тобой! – в один голос воскликнули приспешники покойного Целкунчика.
Червонец выдержал паузу как бы решая брать их с собой или нет, но потом, видимо решился и с остервенелым энтузиазмом спросил у них:
- Отомстим за братана, брателлы?! Размажем этих сук по стенам, как сопли?
- Бля буду! – одновременно поклялись Сломанный нос и человек без шеи.
Червонец нагнулся над трупом убитого охранника, разжал его пальцы, вытащил пистолет и сунул его себе за пояс.
- Мой «ствол» у Громова, - пояснил он телохранителям Целкунчика, - возьму этот пока на всякий случай. Патроны хоть есть?
Червонец со знанием дела, достал из пистолета обойму, обнаружил там три патрона, недовольно цокнул языком, вставил обойму обратно в рукоять и вдруг неожиданно для «братков» и быстро, как ковбой, взвел затвор, перехватил оружие обеими руками, первым выстрелом «положил» Сломанного носа, а вторым человека без шеи. Они даже не успели среагировать и вытащить свое оружие – только успели схватиться за рукояти, но пули Червонца были быстрее.
Сломанный нос был убит наповал, а человек без шеи сучил ногами, стараясь дотянуться до своего револьвера. Червонец подошел и ударом ноги выбил из его ослабших рук оружие.
- Ты что, беспредельщик, охренел совсем? – теряя силы, выдохнул человек без шеи.
- На хрена вы мне нужны два недоумка? – зло спросил Червонец, прицеливаясь ему в лоб. – Чтобы все дело испортили? Вам только «кобылам» хвосты крутить на Тверской, для серьезного дела вы не годитесь!
И он выстрелил. Пуля пробила лоб человеку без шеи, голова его подпрыгнула на деревянном полу и под ней растеклась лужа густой черной крови. Червонец вложил опустошенный пистолет в руку убитому охраннику, вышел из дома Целкунчика, сел в его автомобиль и уехал.
В это время в кафе-баре «Трактир на окраине» сидел на раздаче перед кухней молоденький официант с синяком под глазом, обречено смотрел на остывший шашлык  и подсохшие блины с семгой, и напевал: «К нам приехал наш любимый, наш Целкунчик дорогой». В его исполнении эта песня звучала как похоронный марш. Знал бы этот официантик как недалек он был в этот миг от истины.   
24. Толик Варенников и чудеса гостеприимства
Толик Варенников после работы поставил свою машину возле дома под своими окнами, чтобы завтра пораньше с утра встать и подобрать всех утренних пассажиров. Как говориться ранней пташке – первый червячок. Вот Толик и хотел собрать всех «червячков», только не ранних, а тех, что возвращались после пятничной гулянки под утро домой.
Закрыв свою такси, Толик еще раз оглядел машину со всех сторон, вздохнул оттого, что ему приходится ишачить с утра до вечера чтобы хоть как-то прокормиться, а рядом с ним ездят олигархи в дорогих иномарках, которые наворовали в свое время, а теперь поплевывают на таких вот Толиков снизу вверх как на последнее дерьмо. Сплюнув от злости на несправедливость жизни, Вареник повернулся и неожиданно наткнулся на возникшего прямо перед ним человека.
- А-а-а, - только и смог произнести Толик, узнав в этом человеке Громова.
Тот своими пальцами за небритый подбородок Вареника осторожно прикрыл ему рот и затем приложил пальцы к губам, сказав при этом:
- Тс-с!
- М-м-м, - обречено замычал Толик, который подумал что Громов пришел его убивать.
- Здравствуй, Толик, - миролюбиво произнес Громов, - как выручка сегодня?
«Зачем он интересуется выручкой? – нервозно подумал Варенников. – Он хочет меня ограбить! Отобрать мои деньги».
- Мало, - пробормотал Толик, - совсем мало сегодня…
- Жена, дети у тебя дома? – продолжил расспрос Громов и Вареник понял, что грабить его не будут, но при чем тут тогда жена и дети?
Значит, все-таки убьют, судя по тому, что за спиной Громова выросла еще одна внушительная фигура с длинным носом и рыжими волосами.
- Дети, жена, у тещи в гостях они все в гостях, - ответил он и жалобно попросил, - не убивайте меня, пожалуйста, я больше так не буду…
- Никто тебя дурака не тронет, - пообещал Громов, - нам помыться нужно и перекусить в дорогу. А кроме тебя, ни у кого из нас знакомых больше в Москве нет. Так что извини, Толян, мы к тебе в гости пойдем сейчас.
«Ни эти убьют, так Червонец голову отрежет, - обречено подумал Вареник, - вот попал так попал!». Но перечить не стал и пригласил всех в дом.
Очень испугался Вареник, когда в его квартиру вошел, пошатываясь на руках сначала знакомый ему сын Громова – Павел, избитый, худой и оборванный, а потом тот самый рыжий, что стоял вместе с Громовым возле его такси внес девушку, накрытую пледом. И Павел и девушка были грязными, худыми и замученными. Вареник понял, что Громов слово свое сдержал – приехал и освободил сына и его невесту. Но Алёна была совсем не похожа на ту красавицу с фотографии, которую показывал ему Громов. Варенику стало плохо, его затошнило.
- Не трясись, Толик, мы скоро уже уедем, - сказал Громов, заметив состояние одноклассника, - только приведем себя и ребят в порядок. Я думаю, у тебя нет желания позвонить своему другу Червонцу и рассказать что мы здесь?
- А он живой? – спросил Толик, надеясь, что Громов его все-таки убил.
- Живой твой друг, живой, - ответил Громов.
- Он мне не друг, - жалобно пропищал Вареник, - я ему неделю назад две тысячи долларов отдал, он меня еще избил…
- Ему сейчас не до тебя, - сказал Громов, - братва его в колодце заперта, машина «БМВ» полчаса назад загорелась, - Громов взглянул на часы, - наверное сгорела уже…
- Зря мы все-таки его не грохнули, - сказал Лиса, заходя на кухню, где сидели Толик и Громов, - Червонец этого дела так не оставит. Он за нами приедет в Воронеж.
- Приедет, встретим, - ответил Громов.
- Лишний геморрой, - сказал Лиса.
- Я Червонцу обещал не убивать его, если он нам поможет, - напомнил Громов, - а он нас вывел на Целкунчика.
- Твои дела, командир, я как ты прикажешь, так и буду делать, - сказал Лиса, отрезая себе колбасы, - а куда Ёж подевался?
- Он уехал ребятам Алёне и Павлу чистую одежду купить, - ответил Громов, - когда он вернется – по быстрому перекусим и сразу в путь. Где сейчас Павел и Алёна?
- Они в комнате, - ответил Лиса, - я Алёну принес, положил на диван, а Павел подошел к ней, она заплакала. Я посмотрел на них и думаю, уйду-ка я лучше пока, пусть ребята поговорят.
- Пусть… - согласился Громов.
Но на душе у него было тревожно. Злодейка судьба так сильно перековеркала, перекалечила сердца ребят, в такую дьявольскую мясорубку их запихнула – найдут ли они общие точки соприкосновения, ведь они оба теперь уже – он не тот Павел, и она уже не та Алёна, какими они были в Худжанде, когда ходили по улицам, взявшись за руки или собирали вместе абрикосы.
Павел в это время, стоя перед диваном, на котором лежала Алёна, осторожно взял ее руку и ладонью прижал к своему сердцу.
- Не нужно, Павлик, - сухими губами произнесла она, отвернувшись к стене, - я грязная...
- Я тоже грязный, - ответил Павел, не сводя глаз с любимого лица, - я в колодце сидел не знаю сколько времени, мне показалось что вечность. Грязь можно смыть.
- Эту не смыть, - ответила Алёна, - эту не смыть никогда…
Павел нахмурился – ему стало понятно о какой грязи говорит его девушка.
- Я люблю тебя, Алёна, ты слышишь это? - спросил он. - Я искал тебя, не находил и тогда думал о смерти. Потому что без тебя моя жизнь не имеет смысла. Если ты уйдешь от меня, я умру. Я люблю тебя и остальное неважно.
- Я тоже тебя люблю, Павлик, но все это напрасно… - прошептала Алёна. – Ничего у нас с тобой не выйдет…
- Нет никаких «но», больше не существует! – горячо воскликнул Павел. – Я тебя никуда не отпущу, никуда больше!
- Как мы сможем жить после всего этого? – повернула лицо к Павлу Алёна.
- Счастливо, - ответил Павел, - теперь мы будем жить  тобой только счастливо и у нас все будет хорошо. Ты видишь, вот мой отец - он пришел за нами, чтобы помочь нам, рискуя своей жизнью. Ты видишь какие у него друзья? Они готовы были умереть лишь бы мы были свободны. Жена моего отца тетя Маша, она сейчас тоже в заложниках и нам еще предстоит ее вытащить.
- В заложниках? – удивилась Алёна. – И она?
- Да, - кивнул Павел, - мне об этом Лиса рассказал.
- Кто это «Лиса»? – спросила Алёна.
- Тот самый мужчина, что тебя нес сюда на руках, - ответил Павлик, - кличка у него такая, и снайперский позывной тоже был такой. Он мне много чего рассказал, пока мы сегодня ездили с ним в машине по Москве. А второго друга отца Ёж зовут. Но дело не в этом сейчас, Алёна. После всего, что мой отец и его друзья для нас с тобой сделали, мы раскисать не можем, просто не имеем права! Я люблю тебя, слышишь, Алёна, я тебя люблю!!!
Девушка вздрогнула, заплакала и уткнулась в плечо Павлу. От обоих пахло нечистотами, затхлостью и грязью, но разве это имеет значение, когда любишь, расстаешься и снова встречаешься? Когда несешь свою любовь сквозь злость, грязь и унижение. Когда сберегаешь ее, как золоченое рождественское яблоко в чистом платочке на груди?
В дверь осторожно постучали и голос Громова поторопил ребят:
- Алёна, Павлик, давайте уже идите в ванную, а то мы тут с вами можем дождаться незваных «гостей». Новая одежда вам уже прибыла. Не ахти какая модная, но главное, что чистая.
- Хорошо, мы сейчас идем! – ответил Павел.
Громов повернулся возле двери и снова пошел на кухню к друзьям.
- Выйдешь за меня замуж? – спросил Павел у своей возлюбленной.
- Ты меня замуж зовешь, а я ведь проституткой была, - сказала она, - ты сейчас этого не замечаешь, а потом припомнишь мне…
Павел нахмурился.
- Наверное, я просто не нужен тебе безногий, - с грустью произнес он, - вот ты и ищешь себе оправданий, чтобы уйти, не быть со мной. А ты для меня единственная на всем свете. Моя половинка. Мне без тебя жизни не будет. Лучше уж сейчас вниз головой с балкона. Да просто перед отцом стыдно. Я люблю тебя, Алёна, и жить без тебя не смогу…
Павел отвернулся, но Алёна схватила его за шею, прижалась к нему и прошептала:
- Как же долго я тебя ждала… как долго я тебя искала…
Павел повернулся и тоже сжал в объятьях свою любимую.
- Ребята, - напомнил о себе Громов из-за двери, - у вас вся жизнь впереди. Еще наобнимаетесь. Нам нужно уезжать.
- Я помою тебя, - предложил Павел.
- А я тебя, - улыбнулась Алёна.
- А ты не испугаешься моих культей? – спросил Павел. – Не разлюбишь меня?
- Сам не испугайся моей худобы и синяков, - попыталась улыбнуться Алёна, поднимаясь с дивана.
Она встала, протянула руку Павлику. Тот улыбнулся и сказал:
- У меня руки – это ноги, я на руках пойду, ты иди впереди.
- Ну вот, все вроде бы нормально складывается, - вполголоса сказал Громов, когда ребята вместе пошли в ванную.
- Не сглазь, - посоветовал ему Лиса, поглядывающий на всякий случай в окно.
- Через полчаса надо бы выехать, - сказал Ёж.
- Выедем, - пообещал Громов.
Через полчаса и правда все были готовы отправляться в путь. Павел в новом, чистом спортивном костюме преобразился, но Алёна преобразилась вдвойне и Громов увидел какая все-таки у его сына красивая невеста. А то, что было, то быльем поросло! Лиса закинул в рот последний кусок колбасы, Ёж уже в это время возился внизу с машиной.
Провожая их, Толик Варенников трусливо трясся всем своим сальным телом, семеня по подъезду за Громовым.
- Они придут, они спросят, я же ведь не смогу смолчать, - лепетал он, - они же будут меня бить.
- А ты не молчи, кричи во все горло, так оно, говорят, легче переносится, - посоветовал ему Лиса, который помогал Алёне спускаться, ведя ее под руку.
- Что? – не сразу понял злую шутку Толик.
А когда до него дошел смысл сказанного Лисой, Вареник застонал, поняв, что его точно будут бить и возможно даже убьют в результате. Входная дверь в подъезд захлопнулась за Громовым, Вареник рухнул на ступеньку подъезда и громко заплакал, проклиная тот самый день, ту самую минуту и ту самую секунду, когда он в первый раз увидел Громова на Павелецкой площади в Москве. Он рыдал и постанывал, но никому не было до него никакого дела.

26. Маша возвращается домой
Маша приказала водителю остановиться на мосту, выйти и медленно идти вперед. Тот оглянулся на потеющего Силова и Александр Трудович едва заметно кивнул. Когда «горилла» вышел и закурил у перил моста, Силов спросил:
- Что ты задумала?
- Сейчас ты сядешь за руль и отвезешь меня домой, - пояснила Маша.
- Громов, я так понял, уже вернулся? – спросил Силов.
- Да, он вернулся, - не без гордости за мужа ответила Мария.
- И привез с собой, я слышал, своего сына и его невесту, - продолжил расспрос Силов.
- Привез, - кивнула Маша.
- А ведь это я помог твоему мужу выкупить Павла из плена и его невесту из борделя, - напомнил Силов, - я дал эти деньги.
- Обошлись бы без тебя, - ответила Маша, - и без твоих денег! Слава богу, у Громова есть хорошие друзья!
- Тогда верните мне мои деньги, - сказал Александр Трудович, - я заплатил их за тебя, а ты сбежала от меня и даже не разу не доверилась мне!
- Деньги? – с издевкой переспросила Маша. – Вы, кажется, сказали что-то о деньгах?
- Да, мои деньги, - трясясь от негодования, ответил Силов.
Ему хотелось броситься на Марию и задушить ее. Останавливало этот порыв только дуло пистолета, которое упиралось в бок.
- Помилуйте, какие деньги? – передразнила его Мария. – Кто их видел?
- Это грабеж!!! – возмутился Силов. – Я этого так не оставлю!!!
- Лезь вперед, - приказала Маша, - за руль. 
- Я не пролезу тут, - попытался спорить Силов, но Маша довольно чувствительно ткнула его стволом под затянутые салом ребра и Александр Трудович нехотя подчинился.
Переползание по салону джипа далось ему с трудом. Очутившись за рулем, он сопел, пыхтел и обливался потом как будто его окатили водой из ведра. Мария сзади опять приставила пистолет к его боку.
- Может быть, ты прекратишь уже тыкать в меня этой штукой? – раздраженно спросил Силов.
- Не прекращу, - ответила Мария, - от тебя поганца можно всего ожидать! Езжай вперед!
- Куда?
- Вези меня домой, - ответила Маша, - как забирал, так и вези!
- Я не поеду туда, там Громов со своими головорезами, - трусливо замотал своей головой Александр Трудович так, что капли пота с его жидких волос полетели в разные стороны, - я не поеду!
- Боишься? – спросила Маша. – За свои проступки надо отвечать, Силов, ты это знаешь?
- Единственный мой проступок это моя неугасимая любовь к тебе!
- Как ты заговорил, - усмехнулась Маша, - прочитал где или сам выдумал?
- Смейся-смейся, - зло прищурив глаза, ответил Александр Трудович, - посмотрим…
- Ладно, не поведу я тебя к Громову на расправу, хватит с тебя и этого! Высадишь меня в квартале от дома и езжай на все четыре стороны! – смилостивилась Маша.
Ей не хотелось никому мстить, даже Силову. Ей в этот миг хотелось поскорее увидеть Громова живым и невредимым, увидеть его друзей, старшего сына своего мужа и его невесту, которые прошли сквозь такие испытания и не растеряли своей любви. У нее было так хорошо на душе, что хотелось прощать людям их гадкие поступки. И она простила Силова – у своего дома выскочила из джипа и даже не взглянув в последний раз на своего мучителя, побежала к подъезду.
Взбежав по лестнице, Мария толкнула дверь, прямо в коридоре увидела Громова и бросилась к нему на шею. Муж обнял ее крепко-крепко, склонился к ушку и прошептал:
- Он ничего с тобой не сделал этот толстый хряк?
- Дурак! – возмутилась Маша, стукнула мужа кулачком по плечу, - даже не думай об этом! - и спросила. – А где Павлик и Алёна?
- Спят в спальне, - ответил Громов, - умаялись в дороге, уснули. Они оба очень слабые пока.
- Подлечим, - улыбнулась Маша, - здоровее еще нас будут.
- А Иришка?
- Тоже спит с ребятами, - ответил Громов, - я ее по дороге сюда от твоей мамы забрал.
- Хорошо, - со счастливым лицом прошептала Маша, - я так по ней соскучилась…
Но тут взгляд ее застыл, просто окаменел, а улыбка сменилась гримасой недоумения. Прямо за спиной у Громова в большой комнате она увидела приветливо улыбающегося, малость потрепанного… Себастьяна.
- А-а, - только и смогла произнести Мария, - это что еще такое?
- Где? – оглянулся Громов.
- Это явление в нашей квартире? Или мне чудится?
- Нет, Мария Святославовна, это я сам собственной персоной, - привычно склонил голову Себастьян, - у вас в квартире...
Выглянули из-за двери Лиса и Ёж.
- Я ничего не понимаю, - развела руками Маша, - вы что не понимаете – Себастьян до самых печенок человек Силова. Как вы его сюда пустили?
- Я сам пришел, - ответил Себастьян, - чтобы предупредить вас об опасности!   
- Как? – удивилась Маша. – ТЫ пришел НАС предупредить об опасности? А от кого она исходит, не от тебя ли самого? Ты главная опасность!
- Заблуждаетесь, Мария Святославовна, - смиренно произнес Себастьян, - я сейчас сам не в меньшей опасности, чем вы. И я пришел не только чтобы предупредить вас о грозящей вам беде, но и самому просить вас о помощи!
- Как это мило! – опять всплеснула руками Маша. – А от кого мы должны тебя защищать? От Силова? Твоего друга, хозяина и босса?
Громов, Лиса и Ёж молча следили за перепалкой.
- Вы не понимаете, Мария Святославовна, - помотал головой Себастьян, - а я ведь всегда был на вашей стороне. Да, мне приходилось выполнять поручения моего подлого босса, мне надо как-то жить. Но ведь я еще вчера  уже знал, что ваш муж и его друзья поехали все вместе в Москву. Я знал, что Лисицын махнул рукой на свою новую машину, а Ежов узнал от врача, что его мама не больна. Все это я знал и мог предупредить Червонца и Силова о том, что вы едете втроем, но не сделал этого.
- Почему же ты этого не сделал? – спросил Громов.
- Сам не знаю, - пожал плечами Себастьян, - мне всегда была симпатична Мария Святославовна. В хорошем смысле. Мне было неприятно видеть какими методами добивается ее расположения мой, как вы говорите, хозяин.
- Что-то я тебе не слишком верю, олигарховский шпик, - сказал Лиса.
- Господин Лисицын, неужели вы думаете я не раскусил вас еще в кафе, когда вы все так неумело изображали ссору и разлад, - покачал головой Себастьян, - я знаю, что вы отличные солдаты, герои, но, извините, актеры из вас вышли некудышние. Я вашему спектаклю не поверил. Честно говоря, я надеялся, что вы убьете Червонца и на этом дело закончится. Но он остался жив и едет сюда, в Воронеж с целой сворой вооруженных головорезов. Сначала он наведается к Силову, а потом заявится к вам. Времени у вас все меньше и меньше, а вы и не думаете шевелиться.
- А не в ловушку ли ты нас заманиваешь? – спросил Ёж, сильно сжав руку Себастьяна возле локтя.
Тот сморщился от боли и сказал:
- Как я могу заманить вас в ловушку? Мне лично все равно куда вы уйдете, лишь бы вы не оставались тут на квартире. А я сам предпочту, если мне разрешат, оставаться рядом с Громовым. Рядом с ним самое безопасное место. Червонец желает моей смерти не меньше чем вашей, ведь он пребывает в полной уверенности, что я его продал вам. А я умирать не хочу. Я еще не был женат, у меня нет детей и поэтому некому будет плакать и кричать на моей могилке: «Папа, встань!».  Я спокойно спать не смогу, пока его мертвым не увижу. Я с вами, можно?
- Сколько человек у Червонца? – спросил Громов.
- Две машины, в обоих по пять человек – вот и считай – десять вооруженных бандитов, - ответил Себастьян.
- Многовато… - покачал головой Ёж.
- Ничего, сладим, - приободрил народ Лиса.
- Мы-то сладим, - ответил Ёж, - а вот Павел, Алёна, Мария с Иришкой с нами бегать по городу от бандитов не будут. Просто не смогут. Может быть, обратимся в милицию?
- Я уже видал раз в Москве как парни Червонца с милицией умеют договариваться, - сказал Громов, - а что мы в милиции скажем – что нас всех бандиты из столицы приехали убивать? Можно подумать что наша Воронежская милиция к нам взвод спецназа приставит нас охранять? Самих же еще и посадят за то, что мы в Москве натворили. Нет, мужики, нам самим нужно эту проблему решать. Здесь наша земля, а дома и стены помогают. Мы с вами войну в городе устраивать не будем, вынудим людей Червонца на какой-то незаконный шаг, а уж потом их пусть наша воронежская милиция крутит.
- Но Червонец должен умереть! – взмолился Себастьян. – Вы его не знаете, это не человек, это зверь, инквизитор!!! Его в живых оставлять нельзя!
- Посмотрим, - хмуро бросил Громов, - меня больше волнует безопасность наших женщин и детей.
- Я могу отвезти Иришку и Павла с Машей пока к нам на дачу, - предложила Мария, - пусть там отсидятся, там безопасно, да и бандиты нас не найдут.
- Нет, Червонец может легко вычислить вашу дачу, - помотал головой Ёж, - отвезем их лучше в мой дом на хуторе. Там мои тетя с дядей жили, мамы моей сестра. Умерли все давно. Об этом доме вообще мало кто знает и Червонцу в жизни туда не добраться.
- А где этот хутор находится? – спросил Громов.
- Полтора часа езды от Воронежа на машине по Ростовскому шоссе, - ответил Ёж, - не доезжая чуток до Павловска. Глухой хутор Чугуновка – три старухи, один дед, которому сто лет, без проводника этот хутор ни в жизнь не найдешь.
- Нам бы самим дорогу туда найти, - сказала Маша.
- Я вам карту нарисую, - пообещал Ёж, - а Павлу дам обрез своей двустволки на всякий случай. Места там глухие – мало ли придется медведей отпугнуть.
Все засмеялись.
- Когда будете в безопасности, - продолжил Громов, - ты, Маша, позвони Лисе на мобильный и мы уж тут Червонца встретим.
- Хорошо, - кивнула Мария.
Громов подошел к ней и крепко-крепко обнял жену. Им не хотелось расставаться больше ни на секунду, но сделать это было нужно. Иначе – беда.
27. Силову очень-очень плохо
Вернувшись домой, Силов обнаружил непривычно странную пустоту на своей шикарной вилле. Но сначала он, сильно разозленный на все на свете, не стал подбирать на мосту своего водителя-гориллу, который, увидев джип замахал руками, а Силов проехал мимо.
Александр Трудович был раздосадован и зол. Так мерзко над ним уже давно никто не глумился, не «опускал» на деньги, не обводил вокруг пальца. Он намеревался вернуться домой и разорвать бестолочь Себастьяна на куски, раздавить, как паровоз пиявку, вытереть об него ноги, как о половую тряпку. Это же надо такому случиться, даже в голове не укладывается – какой-то солдафон Громов провел его, Силова, мастера политических интриг, закулисных номенклатурных игр, прирожденного гения стратегии.
И все эта тварь - Маша! За прошедший час вся любовь к этой женщине сгинула, сгнила на корню и завяла, как морковка. Осталась в сердце отвергнутого Силова только жгучая ненависть и непреодолимое желание мстить, мстить и мстить.
- Ничего, - утешал себя Силов, - подниму своих людей, я этого Громова затопчу. А ее, гадину, я силой возьму, силой! Буду насиловать, как последнюю подстилку, как тварь подзаборную! А потом отдам охране…
Приятные мысли Александра Трудовича внезапно нарушила открывшаяся пустота и распахнутые настежь ворота его тайного загородного дома. Хозяина никто не встречал, не кланялся ему. Силов загнал джип во двор и огляделся. Если бы он внимательно огляделся, то непременно заметил бы торчащие из открытых ворот гаража неестественно повернутые ступни двух охранников, повара и домохозяйки. Но Александр Трудович на свою беду не обратил на это внимания.
«По-видимому, Себастьян сбежал, - подумал он, паркуясь под окнами дома, - подлый предатель, иуда!».
Недаром же недавно намекнул ему Александр Трудович, что он его продаст – ведь продал! Надо было раньше Силову душить эту змеюку, которую он у себя на груди пригрел!
Силов вылез из джипа, поднялся по ступенькам на крыльцо, заглянул в дверь и услышал в холле на втором этаже негромкие голоса и стук бильярдных шаров. Видимо, охрана, ожидая его позволила себе поиграть, развеяться.
- Распустились, холопы, - сердито пробормотал Силов и стал подниматься наверх, - ничего, я вас сейчас приструню…
Увидев игроков, Александр Трудович растерялся – на его английском бильярде его любимым кием, подаренным ему лично влиятельным в прошлом предпринимателем Буразовским, играл неизвестный Силову мужчина уголовно-бандитской наружности в армейском бронежилете, а вокруг на его дорогих диванах расселись вооруженные автоматами люди, внешность которых тоже не вызвала у Александра Трудовича умиления.
- Что это такое? – громко хрюкнул Силов, застыв на пороге собственного холла.
Играющий дорогим кием бандит, услышав это невнятное хрюканье, повернулся к Александру Трудовичу лицом, ничего не ответил, присел на бильярдный стол своим плотным задом и стал с любопытством рассматривать помятую за сегодняшний день внешность господина Силова.
- Что это вы на меня уставились? – возмутился Александр Трудович, взвизгнув, как поросенок.
От этого безмолвия незнакомых вооруженных людей, ему стало не по себе.
- Ну, здравствуй, Сашок, - сказал тот, что сидел на бильярде и протянул ему руку.
«Сашком» Александра Трудовича никто не называл уже лет сорок, от такого хамски фамильярного обращения  он отвык и никому не позволял таким образом с собой разговаривать. Но здесь был не тот случай и не тот расклад сил, чтобы Силову права качать.
- Кто вы такой? – старался соблюдать дистанцию Силов, на всякий случая отступив назад от нежданного бандитского рукопожатия.
- Я думал ты догадаешься кто я… - раздосадовано произнес человек, поигрывающий его кием.
- Чер… чер… Червонец? - наконец выдавил из себя Силов.
Ведь Александр Трудович самолично никогда не видел этого человека, только говорил с ним по телефону. Это проштрафившийся Себастьян сидел с ним в одной зоне, а Александр Трудович бывал в зоне только один раз, когда призывал зеков голосовать за себя на выборах. Толстая ряха Силова заключенным не понравилась и выборы он проиграл.
- Точно, угадал, красавец, это я собственной персоной, - рассмеялся Червонец, - ну, что ж ты там стал, проходи, давай что ли в бильярд сыграем?
Увидев, что бандит не проявляет агрессии, Силов вновь приобрел самообладание, твердость и горделивую осанку.
- Вообще-то я не разрешаю никому брать этот дорогой для меня кий, - произнес с достоинством Александр Трудович, - и тем более не разрешаю никому сидеть на бильярде.
- Ой, извини, брателла, я не знал, - сказал Червонец и соскочил со стола.
- И никакой я тебе не «брателла», - еще более сурово произнес Силов.
Червонец опустил глаза на пол, постоял так около минуты, потом поднял лицо на Силова и тот испугался его зверского, сверлящего, словно бур, взгляда.
- Ах, ты рожа свиная, - нараспев произнес Червонец, надвигаясь, - что же ты тут расхрюкался, а, сала кусок?   
- Я не позволяю говорить со мной в таком тоне! – визгливо крикнул Силов. – Ты меня плохо знаешь! Я только подниму трубку…
- Ты очень, очень скоро писю свою обеими руками поднять не сможешь, - пообещал ему Червонец, - это я тебе обещаю. Ты ж меня подставил, жаба. «Бабок» я не получил, лохи на меня наехали, перед братвой я опрофанился, чуть сам не подох и все из-за тебя!
- Я тут не при чем! – закричал Силов. – Это все Себастьян!!!
Он попытался отступить, убежать, но неожиданно получив сзади удар по почкам, обмяк, а двое крепких мужиков, подхватив его под локти, потащили прямо к Червонцу.
- На стол его, - приказал главарь.
Бандиты уложили Силова вдоль стола животом на сукно так, что ноги его остались свисать, а руки растянули в разные стороны. Голову местечкового олигарха широкая ладонь прижала к столу так, что ему невозможно было открыть челюсть.
- Что такое? Что вы собираетесь делать? – вопил Силов сквозь зубы и царапая о сукно подбородок, но никто его не слушал.
Он подумал, что его будут насиловать, но этого не произошло. Червонец медленно зашел со стороны раскрасневшегося лица Александра Трудовича и со стуком положил тяжелый шар на зеленое итальянское сукно.
- Где Себастьян? – спросил Червонец.
- Я не знаю, - дрожа от страха, выпалили Силов, - я уехал, он оставался тут!
- Я звонил ему час назад, - спокойно продолжил Червонец, - он сказал мне этот адрес, обещал, что будет меня ждать, но его здесь нет. А он мне нужен.
- Откуда я знаю где он? – пуская слюни и сопли на дорогое сукно бильярдного стола возопил Силов. – Он сбежал, я сам его ищу, он меня предал!
- Как интересно, - глумился над беззащитным богатеем бандит, - и тебя он, оказывается, тоже предал. Но меня это не касается. Но ладно, оставим пока Себастьяна в покое. От тебя, Сашок, мне нужны деньги, которых я не получил, хотя и следовал твоим указаниям. Ставки выросли, с тебя пол-лимона баксов. Пятьсот тысяч долларов ты мне должен, тюфяк!
- Какие баксы? – заерзал на столе Силов. – Вам все должен был отдать Громов. Я не виноват, что вы не смогли справиться с каким-то солдафоном…
Силов даже не успел договорить, но видимо его последние слова сильно задели Червонца. Бандит стремительно нагнулся над бильярдным столом и профессиональным ударом дорогого кия направил костяной шар прямо в новые фарфоровые зубы Александра Трудовича.
Зубы оказались не такими крепкими как обещал стоматолог, они с хрустом сломались. Изо рта Силова прямо на дорогое сукно водопадом хлынула темно красная кровь, смешанная со слюной и слезами.
- У-у-у, - трубно завыл Силов.
- Где деньги лежат? – спросил Червонец, выставляя окровавленный шар на позицию.
- У меня нет столько наличных, - выплевывая осколки зубов прошепелявил Силов.
И тогда Червонец ударил еще раз. В этот раз шарик попал Силову прямо в правый глаз, ударился о стол и отлетел за бортик. Червонец не остановился, достал из лузы еще один шар и снова ударил кием. Попал прямо по лбу бедного окровавленного сластолюбца. Александру Трудовичу показалось что его голова лопнула по всем швам его черепа.
- А-а, - завопил он, - остановите это! Я подпишу чек!
- Какой чек? – рассердился Червонец. – Ты чего нас за идиотов держишь?
- У меня свой банк, - заплакал от боли и унижения Силов, - там вам без проблем обналичат подписанный мной чек. Я позвоню директору банка и прикажу ему выдать всю сумму. Но я боюсь, что и в банке нет столько наличных.
- Ты боишься? – рассвирепел Червонец, размахнулся и толстой частью кия со всей силы ударил Силова между лопаток и по шее.
- У-у-у, - завыл Александр Трудович, словно заводской гудок.
- Ты у меня всю оставшуюся жизнь будешь бояться! – пригрозил Червонец.
Последние слова бандита придали Силову оптимизма – он так понял, что убивать его, по крайней мере, не собирались. 
- Я все сделаю! – из последних сил поклялся он. – Только больше не надо бить…
Александру Трудовичу некуда было деваться. Он позвонил директору собственного банка и приказал выдать предъявителю чека всю сумму наличными. За деньгами Червонец ездил самолично, оставив сторожить истерзанного Силова своим головорезам.
Вернулся Червонец через час очень довольный собой и с большим мешком денег в руках.
- Сматываться надо, братва, отсюда, - сказал он, - чувствую я сейчас они прочухают, что произошло и начнут шухериться. Итак мы с этими «бабками» едва успели «соскочить» из банка. За нами хвост ментовский прицепился, пришлось покромсать из автоматов.
- А Громов с его чуваками? – спросил бандит с золотой челюстью во рту. – Мы же его еще не нашли и не уделали. Оставим его жить?
- Не очкуй, насчет Громова мне должны с минуты на минуту позвонить, - с усмешкой ответил Червонец.
- А с этим что делать? – спросил тот же бандит, несильно пнув лежащего на полу Силова ногой под зад.
- А-а, выкиньте его в окно, - равнодушно махнул рукой Червонец.
Избитый Силов слабо пытался протестовать, но четыре дюжих «молодца» подняли его на руки и с размаху бросили в раскрытое окно. Тяжеловесный Александр Трудович моментально рухнул вниз прямо на свой любимый газончик в китайском стиле – с торчащими кирпичиками, золотыми дракончиками и маленькими фонтанчиками. Своей спиной он примял и дракончиков, и фонтанчики, и кирпичики, но и его кости тоже с хрустом поломались. Бандиты уже усаживались в свои спрятанные за забором автомобили, когда зазвенел сотовый Червонца.
Тот, выезжая из ворот виллы Силова, ответил, выслушал что ему сказали и переспросил:
- Как, ты сказал, называется этот хутор? Чугуновка? Не ссы, я найду…
И положив телефон в карман, задумчиво произнес:
- Придется вам, брателлы, какое-то время побыть без меня. Вы затихаритесь где-нибудь в окрестностях этой Чугуновки, переждете пока. А-то мы все вместе на двух машинах, как караван в пустыне – слишком заметны. Можем спугнуть женщин и детей. А когда я все сделаю и вам надо будет подъехать, я вам позвоню. И потом мы на этого «живца» - его жену, дочку, сына и невестку Громова с его бойцами легко вытащим.
- Один справишься? – спросил бандит с золотой челюстью, который сидел за рулем.
- С двумя бабами, инвалидом и ребенком? – усмехнулся Червонец. – Легко!
- Легко? – усмехнулся золотозубый. – А чего ж тогда бронежилет не снимаешь?
- Береженого бог бережет, - ответил Червонец, хитро прищурившись, - бабки сторожите без меня, - кивнул он на плотно завязанный мешок, который стоял у него в ногах. – Тут все-таки пятьсот тысяч «зеленых», а не мусор.
- Посторожим, - пообещал бандит с золотой челюстью.
- Тогда жми на газ, возьмем их тепленькими, - приказал Червонец.
28. Вечер на хуторе близ Воронежа
Маша, Ирочка, Павел и Алёна добрались до дома покойных дяди и тети Ежа на хутор Чугуновка, когда уже почти стемнело. В соседних домах свет не горел, поэтому различить что за строения их окружают было невозможно. Мария сразу же набрала номер телефона Лисы и сообщила, что они приехали на место.
- Отлично, - ответил ей Громов, который поднимал трубку, - вы никуда не высовывайтесь, а уж мы их тут встретим.
- Будь осторожен, - попросила Громова Маша.
- Хорошо, - ответил он ей.
Ржавый замок заклинило, ключ его не открывал – хорошо, что он держался на честном слове. Отвалился от одного удара, который нанес снизу Павел прикладом своего обреза. Зашли в дом, включили свет, Ирочка сразу же чихнула от взлетевшей в воздух пыли.
- Мама, тут давно никто не делал уборку! – сказала девочка.
- Мы сюда ненадолго, - ответила Маша.
- Но все равно, не будем же мы жить в такой грязи! – сказала Иришка, схватила из угла старый веник и попыталась мести.
Веник рассыпался у нее в руках, а пыли стало еще больше. Теперь уж зачихали все.
- Ирочка, лучше мы помоем полы, - предложила Алёна, поставив пакеты с едой на лавку, - знать бы где здесь вода…
- Река недалеко в саду протекает, - сказал Павел, взглянув в карту.
Ему приходилось пока еще ходить на руках – инвалидной коляски как-то еще приобрести не успели. Павел скинул с плеча обрез двустволки, который выдал ему «пугать медведей» Ёж и вскочил на табуретку, которая стояла около стола. Табуретка захрустела и сложилась на куски, Павел полетел на пол. Все замерли, не зная плакать или смеяться. Алёна бросилась к нему, чтобы помочь встать. Первым засмеялся сам Паша.
- Как бы дом не сложился вот так же, - смеясь сказал он, - нам надо быть осторожней. Даже дышать осторожнее. Здесь все такое непрочное.
Все опять рассмеялись. Смертельная опасность, угрожавшая в недавнем прошлом всем троим взрослым и преодоленная наконец, сделала всех обитателей домика на хуторе счастливыми и веселыми. Иришка тоже заразилась всеобщим весельем, она воспринимала эту внезапную поездку как каникулы, стала приплясывать и напевать.
Не прошло и трех часов как в неухоженном домике воцарился уют, кипел на чистом столе «самовар» - трехлитровая банка, с засунутым в нее кипятильником, Алёна нарезала колбасу, ветчину, сыр, помидоры и прочую снедь, которой плотно закупились по дороге сюда, зная что в округе на пять километров ни одного магазина. Да и «светиться» в этом районе им запретил Громов – они прибыли сюда инкогнито и никто не должен был знать о том, где они находятся. 
Павел вскочил на починенную им табуретку и попрыгал на ней. На плече его задергался обрез.
- Ничего, вроде держится пока, - сказал он, - хотя ржавыми гвоздями чинил – других в доме нет.
Маша, которая закончила мыть полы в домике и уже выносила воду, чтобы вылить, сказала:
- А река тут, ребята, какая, вы бы видели! Вот бы искупаться!
- Холодно сейчас, - ответила  Алёна.
- А мы приедем сюда когда будет тепло, - сказала Иринка, которая сидела на продавленном диване и заплетала кукле, прихваченной из дома волосы в косички. – Мы ведь приедем, мама?
- Конечно, - кивнула Маша и вышла во двор.
- Я маму, конечно, не ругаю и не упрекаю, - с задумчивым видом произнесла девочка, - но все-таки очень плохо, что он потеряла мою любимую игрушку, моего верблюжонка. Зачем она его брала с собой?
Алёна и Павел переглянулись.
- Мы тебе нового верблюжонка купим, - пообещала Алёна.
- Такого уже не купишь, - вздохнула девочка, - он у меня считать умел и писать.
- Да, сложно такого будет найти, - согласился Павел.
Иринка долгим взглядом посмотрела на него и спросила:
- А вот вы мне, дядя Павел, родственник?
- Ну… да… - смутился он, растерянно взглянув на Алёну.
- Дядя Павел твой брат, - пояснила Мария, входя с домик с пустым ведром.
- Брат? – удивилась девочка. – А почему же тогда у меня есть ножки, а у него ножек нет, раз он мой брат?
- М-м, - растерянно произнесла Мария, взглянув на Павла, - это долгая история.
- Мне поезд ножки отрезал, - пояснил Павел.
- Я больше не люблю поезд, - сердито сказала девочка, - у меня дома есть игрушечный поезд, я приеду домой и его выброшу его в мусор.
- Твой игрушечный поезд тут не при чем, - вздохнул Павел, - и не поезд виноват, а…
Он не стал продолжать.
- Снял бы ты с плеча свой обрез, - предложила Алёна, - а то сидишь, как белорусский партизан в землянке. Так и будешь с ружьем ужинать? Сними, тихо тут, ничего не случится.
- Ладно, - согласился Павел, снял оружие с плеча, нагнулся с табурета и положил его под лавку.
- И мой пистолет положи куда-нибудь недалеко, - попросила Маша, - жмет на поясе.
Павел взял оружие и тоже положил его позади себя только на лавку сверху.
- Ну, что, будем кушать? – весело произнесла Мария. – Приятного всем аппетита!
Маша, Ирина и Алена быстро расселись за стол, схватились за бутерброды, изголодавшись в дороге, да и потом, когда приводили дом в порядок – тоже поесть толком было некогда.
Только-только Маша успела налить всем присутствующим в домике в походные кружки чаю, как вдруг входная дверь скрипнула и на пороге появился Червонец собственной персоной.
На нем под курткой был одет бронежилет, а в руках он сжимал модернизированный десантный автомат Калашникова.
- Тук-тук, - издевательски произнес он обводя стволом автомата окаменевшие лица обитателей домка, - а на меня чаю не заварили? Пустите гостя?
Никто не ответил ему, только Ирочка тихонько:
- Заходи дядя, только ты нас напугал…
- Не бойся, девочка, дядя Червонец не страшный, - произнес масляным голосом бандит, - если все будут тихо сидеть, дядя не будет стрелять. Ручки все положили дружно на стол ладошками вверх. Быстро, я сказал!
Павел подчинился, за ним Алёна, а затем и Маша. Ирина с удовольствием положила ручки на стол ладошками вверх и спросила:
- А зачем нам класть ручки на стол ладошками вверх?
- Я посмотрю, девочка, все ли помыли ручки перед едой.
- Я мыла, - ответила Ирочка и покрутила маленькими ручками.
Похоже, Червонца ребенок быстро стал раздражать.
- Заткни малявку, - резким тоном приказал он Маше, - надоела она мне.
Мария схватила девочку, посадила ее к себе на колени и закрыв ей ладошкой рот, прошептала:
- Помолчи, девочка моя, этот дядя злой, не говори с ним.
Ирочка всхлипнула и заплакала. Червонца это обстоятельство отчего-то рассмешило. Он передразнил Иришку и она зарыдала еще громче. Довольный собой Червонец осмотрел сидящих с понурым видом пленников и понял, что для того, чтобы заманить сюда Громова всех присутствующих оставлять в живых ему совершенно не нужно. Достаточно будет оставить только двоих.
А Громова потеря даже двух близких людей сильно разозлит – он начнет пороть горячку, делать глупости и сам попадет под пулю. Кого убить, а кого оставить как «живца» Червонец пока не решил – стоял, раздумывал, поигрывая автоматом.
- Как вы смогли узнать где мы находимся? – спросила Маша.
- У меня нюх на такие дела, - со зверской гримасой ответил Червонец.
- А у нас тоже есть пистолет! – воскликнула вдруг Иринка из-под маминой ладони. – Мы сами вас застрелим!
- Вот как… - удивился Червонец.
И в этот момент Павел понял, что если сейчас он не уложит Червонца, то их всех непременно убьют. Тогда он развернулся на табуретке, схватил с лавки пистолет, взвел его и выстрелил Червонцу в голову. Стрелять ниже головы было бесполезно – на бандите был одет бронежилет. Но Червонец успел присесть, пуля просвистела над его головой и он моментально ответил одиночным выстрелом в Павла из своего автомата. Сын Громова взмахнул руками и упал, женщины завизжали от ужаса.
- Пистолет мне, быстро, шлюха!!! – приказал Червонец Алёне.
Девушка схватила с пола выпавший у Павла пистолет и протянул его бандиту.
- На пол, мордами вниз!!! – заорал Червонец, сунув ТТ за пояс.
Маша упала, прикрыв собой плачущую Иринку, Алёна рухнула рядом с ней.
- Вот так, суки, и лижите смирно, - сказал Червонец, поставив ногу на голову Марии.
Потом он достал из кармана сотовый телефон, набрал большим пальцем номер, дождался ответа и сказал в трубку:
- Брателла, подъезжай, червячки уже на крючке.
Сказав это, он внезапно расхохотался и добавил уже своим пленникам:
- Сейчас братва подъедет, ох, я с вами повеселюсь, твари!!!
И он снова захохотал. Вопрос - кого убить первым - отпал у него сам собой – Павел уже валялся окровавленным где-то за столом, накрытым длиной клеенкой. Но бандиту нужно было обязательно проверить - подох ли «обрубок» и добить его в том случае, если он был еще жив.
Червонец уже ничего и никого не боялся, поэтому он опустил автомат дулом вниз, небрежно держа его за скобу курка одним указательным пальцем, шагнул за стол и понял, что допустил ошибку, наверное самую большую и самую последнюю в своей жизни. Павел был жив и окровавленными руками сжимал обрез двустволки.
- Ну б… - только и успел вымолвить Червонец, а остальные его слова потонули в грохоте двух выстрелов, сделанных дуплетом.
Бандита с разорванным в клочья животом отбросило назад, автомат с грохотом упал на пол и вдруг вместе с кровью и ошметками одежды из живота Червонца полетели стодолларовые купюры.
- Ты меня… все-таки грохнул… обрубок, - прохрипел бандит, сползая по окровавленной стене и открытые глаза его моментально покрылись стеклянной поволокой.
- Паша!!! – закричала Алёна, бросаясь к любимому.
- Я ничего, - попытался улыбнуться Павел, поднимаясь на локоть, - я только ранен… в плечо… ерунда… заживет.
- Надо перевязать, - сказала Алёна, сдернула с себя свитер, футболку, быстро разорвала ее на длинные полоски.
- Бинт есть в машине, - произнесла Маша, поднимая голову, - аптечка в бардачке.
Алёна вскочила и как была в одном лифчике выскочила на улицу.
- Надо бежать отсюда, - сказала Мария, поднимая на руки испуганную Иришку и старясь не смотреть на мертвого Червонца, - сейчас сюда приедут бандиты.
С улицы вернулась Алёна с аптечкой, стала перевязывать Павла.
- Ничего страшного на первый взгляд, - сказала она, закончив, - пуля прошла навылет…
- Откуда деньги? – спросил Павел, взглянув на оклеенного мозаикой из крови и стодолларовых купюр бандита. – Похоже у него вместо бронежилета деньгохранилище, иначе бы я его «броник» не пробил из обреза.
- Не до денег сейчас, ребята, - поторопила Маша, - надо бежать! Я пойду заведу машину, вы садитесь в нее. Павел сам ведь не дойдешь, давай я помогу?
- Ничего справлюсь, - ответил Павел, - Алёна поможет.
Погрузились они быстро, выехали на дорогу и Мария сказала:
- Поедем им навстречу. Уже темно, а бандиты не ждут, что мы сможем сбежать и еще нагло ехать им навстречу по дороге. А пока они доберутся до домика, пока увидят, что нас нет, мы уже будем далеко. Все согласны?
- Да, - кивнули Алёна и Павел.
- Тогда поехали поскорее, а я сейчас Громову позвоню, расскажу, что не в том месте он Червонца ждал… - сказал Маша, снимая с пояса телефон. – И договорюсь где нам с ним встретиться.
Она стала набирать номер, но вдруг остановилась и негромко произнесла:
- А ты молодец, Павел, всех нас спас. Отец будет тобой гордиться.
- Мне бы еще ноги мои на место пришить, - вздохнул польщенный похвалой Павел, - я бы и сейчас от бандитов не удирал…
Через час, миновав трудную разбитую, тракторами дорогу и никого не встретив на своем пути, кроме одинокого мотоциклиста, Мария выехала на Ростовскую трассу и остановила свои «Жигули» возле поста ГАИ. Еще через час туда же, заранее договорившись с Марией по телефону, подкатили и Громов с Лисой и Ежом на синем стареньком «Москвиче», который взяли у товарища напрокат на эти дни.
Лиса и Ёж осмотрели рану Павла и заново перевязали ее.
- Повезло парню, - сказал Лиса, - так раз в сто лет везет.
- Пора уже начаться везению, - отозвался Ёж, - хватит уже быть невезучим, теперь кончилась, наверное, черная полоса в его жизни.
Громов тем временем увидел автобус, битком набитый бойцами спецназа и еще несколько милицейских машин, которые на минутку остановился возле поста и проследовал туда, откуда только что приехали Мария, Павел, Алёна и Иришка.
- Что случилось-то? – поинтересовался Громов у постового ГАИшника, который лениво курил возле своей будки.
- Какие-то московские бандиты друг друга перестреляли подчистую, - ответил постовой, - два джипа полные трупов.
- А что это они стрелять друг в друга начали? – спросил Громов. – Ворон ворону глаз не выклюет…
- Да фиг их знает, - махнул жезлом постовой, - по мне они пусть все друг друга поубивают, меньше дерьма на поверхности останется…
- Это точно, - согласился Громов и пошел к своим.